Когда Володя был в Москве, зашёл в гости к сестре Рите. Получается, что она его видела последней. Володя вернулся в свою часть. Было страшное отступление… и попытки сдержать натиск немцев. Июль, август – страшные, кровавые бои… Володя погиб в самом начале войны. Осенью 41-го года. Недалеко от города Калинина…
Когда наша семья была в эвакуации в Чкаловской области, родители написали запрос. От Володи не было писем. И родители послали запрос, они же знали номер его части. И оттуда пришло сообщение о том, что Володя погиб. «Погиб смертью героя» – так было написано. Погиб в Калининской области, у города Опочка.
– И как ваши родители пережили это?
– Ну, как… тяжело, конечно. Хороший был парень Володя… И девушка у него была хорошая, симпатичная…
– Очень печально это всё. Сколько хороших ребят полегло… И сколько хороших девушек не дождались своих женихов…
– Да, это так…
– Борис Иванович, а вы были на могиле брата?
– А её ведь не существует. Тогда такое страшное отступление было, много, очень много жертв, но хоронить не было возможности… Я делал потом запрос. Когда уже был взрослым. Пришёл ответ: «Неизвестно».
– Как это печально всё…
* * *
– А двоюродный брат Захар тоже перед войной служил в армии, причём – в Бресте, – говорит Сударов.
– Сын Евгении Исааковны?
– Да, сын тёти Жени.
– И погиб?! Там же творилось что-то страшное – в Бресте…
– Нет, как ни странно, не погиб. Хотя был тяжело ранен. А после войны даже успел жениться, дочка у него родилась, Света. Но очень скоро Захар умер – от последствий того тяжёлого ранения.
– Стало быть, у тёти Жени было три сына, а вскоре после войны осталось два: Лев и Исаак? А чей сын Игорь, который жил в Семхозе?
– Тёти Женин. Игорь – это и есть Исаак. Но у тёти Жени была ещё дочка Рая.
– А, ещё и дочка? Стало быть, ваша двоюродная сестра? И что с ней стало?
– Рая погибла во время войны.
– На фронте?
– Нет. Она в июне 41-го уехала в Минск, сдавать экзамены – поступать в университет. А тут война… И она решила вернуться в Мстиславль. Пошла пешком…
– Это же страшно далеко!
– Да, это страшно далеко. Но она дошла. А тут уже были немцы… А все родные уже эвакуировались, уехали. И она погибла…
– Неужели её расстреляли в том страшном овраге, в Кагальном рву – вместе с оставшимися в городе евреями?!
– Нет. Она ушла из города… И её никто больше не видел. Погибла.
– А откуда вы всё это узнали? Вас ведь никого не было в городе, никого из семьи.
– Соседи потом рассказали.
– Боже мой, бедная девочка… Борис Иванович, а из ваших родных кто-нибудь лежит в том овраге?
– Нет.
Но в этом овраге лежат многие горожане маленького города, в котором все друг друга знали. Соседи, друзья, знакомые…
Рассказ Сударова о поступлении в спецшколу: Запах жареной картошки, который запомнился на всю жизнь…
– Школы в Сенцовке не было. Надо было ходить 6 километров до школы. Поэтому мы через какое-то время переехали в районный центр Буланово. Там я окончил шестой класс. Мне было уже 15 лет. Еве исполнилось 18 лет, и её мобилизовали.
– Девочку? На фронт?
– Нет, не на фронт. На строительство завода в Новотроицке. Новотроицк тоже находился в Чкаловской области. Там, в тылу, спешно возводили заводы и фабрики. И нужны были рабочие руки. Ева уехала. Я остался с родителями.
– Самый младший…
– Да, самый младший. И однажды услышал по радио о наборе в артиллерийскую спецшколу. А я очень хотел быть военным. Сказал отцу. Он не возражал. Спецшкола находилась в местечке Илек, всё в той же Чкаловской области. А экзамены надо было сдавать в Чкалове. И я поехал в Чкалов. Меня провожал отец. Он мне дал в дорогу бутылку водки.