Милости, оказанные шахом в частном порядке мирзе Хосейн-хану после отставки, не успокаивали его в достаточной мере. Когда Джозеф Диксон говорил с ним 15 сентября в царском стане в Ага-Баба, около Квазвина, свергнутый министр пребывал в унылом состоянии и со слезами на глазах сказал, что он не чувствует спокойствия за свою жизнь. Он полностью доверяет своему господину, который милостив и добр к нему, но опасается вражды духовенства…

«Передайте английскому Посланнику, – сказал Хосейн-хан врачу, – самый сердечный привет; я всегда был другом Англии, за что награжден Ее Величеством Королевой Большим орденом Звезды Индии, поэтому моя персона должна быть защищена против любого насилия или оскорбления. Скажите, что я умоляю Его Превосходительство обратиться вместе с его коллегами к Его Величеству Шаху, ходатайствуя о гарантиях безопасности для моей жизни и уважения для моей личности».

В этот же день Диксон ходатайствовал о низвергнутом министре перед шахом. Без намека на юмор он сравнил атаку, начатую против мирзы Хосейн-хана, с оппозицией знати, духовенства и придворных дам Бисмарку. Но добродетельный император, сказал Диксон, остался непреклонным, и в результате Пруссия осчастливлена хорошим правительством, конституцией, парламентом и одной из самых прекрасных армий в мире. «Я пожелаю Вашему Величеству, – обратился Диксон к шаху, – последовать примеру Великого Императора, и вся Европа будет восхвалять великодушие Вашего Величества». Шах признался, что не имел намерение совсем лишать себя услуг своего Бисмарка и возвратит его во власть, как только он подавит «движение, которое было организовано против него».

После своего возвращения в Тегеран шах аннулировал должность великого визиря и издал новый список министров, в которых имя мирзы Хосейн-хана не было включено.

Отставка Хосейн-хана и сохранение русофила мирзы Саид-хана в качестве министра иностранных дел были сделаны, чтобы умиротворить русских и обезоружить оппозицию. Через несколько дней мирза Хосейн-хан был вызван в Тегеран, любезно принят шахом, но ему не была предоставлена официальная должность. Однако этого было достаточно, чтобы встревожить русского посланника А.Ф. Бегера, который решил узнать у английского посланника, почему бывший премьер-министр прибыл в Тегеран. Бегер унижал мирзу Хосейн-хана и благоприятно отзывался об оппозиции. В. Тейлор Томсон упорно не соглашался. По его мнению, действия оппозиции заложили начало притязаний духовенства и народных волнений, которые могут привести к установлению формы правления, для которой Персия в целом не подготовлена.

Это были действительно пророческие слова. Для того чтобы уничтожить возмутительную концессию, Россия ободрила реакционную камарилью, состоявшую из принцев, мулл и жен шаха. Их мотивы были низменными и носили частный характер, но их сплоченный крик был таков: независимость от иностранного контроля и защита религии. Они посмели перечить воле диктатора и одержали победу. Урок не прошел даром для русских, англичан и иранцев. Тогда была создана модель, которая будет повторяться со все увеличивающейся яростью, вплоть до полного свержения каджарской династии.

Подобные мысли не приходили в голову Тейлору Томсону, когда 15 октября он выразил шаху лично и в меморандуме свое мнение о том, что атака на мирзу Хосейн-хана была заговором против прерогатив его величества, «наполненным злейшими последствиями для будущего».

Он сражался в старомодном политическим поединке со своим русским коллегой, поддерживая дружественного, гибкого перса, делая все зависящее, чтобы поддержать британское влияние и не позволить России одержать верх. В наименьшей степени он интересовался бароном Рейтером и несколькими его инженерами, которые в то самое время двигались по маршруту железной дороги от Решта до Тегерана.