– Ну зачем вы встали? – сокрушался Рилмок, борясь с никак не уходящим смехом. – Только я стал надеяться, что раны начали затягиваться. Зачем вы устроили этот маскарад? Я бы выгнал Филкиса и так.

– Ты бы выгнал, – хмыкнула Алейт, покорно укладываясь в постель, – ты бы у него все булочки купил, чтоб он отстал, только ты эту породу не знаешь. Чернь надо почаще пугать, они будут знать своё место. Ты юноша интеллигентный, грубым словам не обучен, проку от тебя в разгоне всякого сброда мало.

– Но он не хотел ничего плохого, – возразил Рилмок, – просто предложил булочки.

– Ему не терпелось увидеть богатенького господина и предложить свои м-м-м… услуги. Я не слепая, одним глазом вижу очень даже хорошо. Тебя выводит из себя этот масляный толстяк, но ты не умеешь ставить людей на место. Не волнуйся, для этого есть я.

– Теперь в городке начнут от меня шарахаться.

– Очень хорошо. Обсчитать тебя теперь никто не решится, а я уж, так и быть, скрашу твоё затворничество. Сколько тебе ещё здесь пыхтеть?

– Полгода, – Рилмок изумлённо воззрился на кхару, – но вам незачем себя утруждать. Ваши раны заживут гораздо быстрее, и вы сможете спокойно покинуть Хельсвуде.

– Мне лень. У тебя очень тихо и уютно, для поправки здоровья самое то. Тебе неприятно моё общество? Понимаю. Я вчера наговорила гадостей, наверно, сказались царапины и фолтское красное. Если ты попросишь, я немедленно уйду.

– Нет! – Рилмок сам удивился, как громко он крикнул. – Останьтесь, пожалуйста! Я совсем не обижаюсь. Мать говорила, я вообще не умею обижаться. Не уходите, мне так о многом надо у вас спросить!

– Почему я не удивлена. Налей мне вина и поговорим. Или нет, сначала ты зажаришь всю ту прорву рыбы, что всучил тебе этот торгаш. Я объясню, как надо правильно готовить…

Теодорий устало опустился в кресло. Предстоял трудный день. Скоро пора будет идти принимать исповедь у Старших братьев, а Марциал, как это не прискорбно, входит в их число. Опять слушать исполненные фанатичного гнева речи о засилье нелюдей, смотреть в покрасневшие от накала глаза, видеть злобно сжатые пальцы. Нет, его время уходит. Он не сможет противостоять этой волне ненависти. Бедные мальчики, они вернутся в разворошённое осиное гнездо. И бедный Виарил, ему наверняка придётся уйти. Эльф не сможет терпеливо сносить нападки беснующегося клирика, он молча соберёт свои травы и покинет Цитаделлу. Да, это произойдёт только после его смерти, но час близок. И некому вручить мантию, совсем некому… Будь Рилмок постарше… Никто не поймёт, если он назначит своим преемником желторотого юнца, даже самые преданные, а Марциал его сожрёт живьём и не поперхнётся. Нет, Рилмока он не подставит под такой удар. Почему он всё время думает о нём. Мысли Теодория вращались то вокруг пропавшего Интериора, то вокруг юного помощника библиотекаря, и магнифик не мог найти между ними точек соприкосновения. И Виарил говорил как-то странно, он что-то скрывает, но зачем? Чем ему, Теодорию, может повредить знание четырёхсотлетней давности? Если Интериор и правда ушёл в Джайнмур, то на нём и на его наследстве можно ставить точку. Из Джайнмура не возвращаются, другое дело, что туда и не уходят. Это немыслимо чисто географически. Надо пересечь всю Великую Аквилию, миновать Подлунный Хребет, что само по себе было чем-то невиданным, чтобы потом окунуться в жар Джайнмурских пустынь. Никто в здравом уме таких путешествий не совершал. Был ещё обходной путь по Коралловым морям, но тамошние вечные шторма так же отбивали охоту к путешествиям. Нет, скорее всего, Интериор сгинул где-то в отрогах Подлунного Хребта, не добравшись до Джайнмура. И какая разница, как он погиб? Чистую Кровь не вернуть, а с ней и надежды на процветание Магнификата. Нет, Рилмоку не надо быть Верховным Магнификом. Пусть им станет Юлиус или Мирий, тихие, невзрачные мышата. Он, Теодорий, умрёт, и с ним умрёт эпоха. Дальше только закат. Уйдёт Виарил, задохнётся в пыли фолиантов Рилмок, может, и Марциала хватит удар от избытка энергии. И Магнификат станет прибежищем пылевых мошек да крыс, что придут грызть пергамент. Так и надо, пусть так и будет…