Кейнс был не первым, кто отвернулся от идей laissez-faire
Тот факт, что еще до 1930 года многие экономисты выдвигали аргументы против laissez-faire и поддерживали прогрессистское движение, может удивить тех, кто считает, что профессионалы-экономисты практически всегда, или хотя бы до Кейнса, выступали за свободу рынка. Однако, хорошо это или плохо, но приверженность доктрине laissez-faire как экономистов периода до начала Великой депрессии, так и современных сильно преувеличивается[37]. Примером такого преувеличения применительно к прошлому служит следующее высказывание нобелевского лауреата 2009 года и обозревателя New York Times Пола Кругмана:
До того как Джон Мейнард Кейнс в 1936 году опубликовал «Общую теорию занятости, процента и денег», в экономической теории, по крайней мере в англоязычных странах, полностью господствовало ортодоксальное учение о свободном рынке. Конечно, периодически возникали ереси, но они всегда подавлялись. Как писал Кейнс в 1936 году, классическая экономическая теория «покорила Англию столь же полно, как Святая инквизиция покорила Испанию». И ее представители утверждали, что решение почти всех проблем состоит в том, чтобы дать возможность силам спроса и предложения сделать свое дело[38].
Сам Кейнс задолго до 1936 года был склонен преувеличивать популярность laissez-faire. В статье «Конец laissez-faire» (1926) он утверждал, что именно таковы «на протяжении последних пятидесяти лет были позиции всех ведущих экономистов», хотя и признавал, что Альфред Маршалл – который, как должен был знать Кейнс, был ведущим экономистом этого периода – обращал внимание на случаи, когда «частные и общественные интересы не совпадают». В некрологе на смерть Маршалла, опубликованном в том же году, Кейнс представил более точную картину. Отметив «глубокое сочувствие Маршалла социалистическим идеям», он добавил:
Приведенное Маршаллом доказательство того, что при определенных условиях принцип laissez-faire, рассматриваемый как принцип максимальной общественной выгоды, оказывается несостоятельным не только практически, но и теоретически, имело огромное философское значение. Но Маршалл недостаточно глубоко развил это конкретное доказательство, и дальнейшее исследование данной проблемы выпало на долю любимого ученика и преемника Маршалла, профессора Пигу[39].
Еще до 1936 года роль государства в британской и американской экономике чрезвычайно усилилась, особенно в эпоху прогрессизма, во время Первой мировой войны и на начальном этапе «нового курса» (в 1933–1935 годах). Из тезиса Кейнса—Кругмана вытекает, что это усиление имело место, несмотря на единодушное противодействие ведущих экономистов. В реальности же на протяжении пятидесяти-шестидесяти лет, предшествовавших 1936 году, многие ведущие англоязычные экономисты активно распространяли идеи, еретические с точки зрения свободного рынка. Они вовсе не находились на периферии экономической науки, и нельзя сказать, что их взгляды «всегда подавлялись». (Конечно, профессиональное сообщество экономистов всегда маргинализировало «еретиков-дилетантов», но не столько из-за их политических идей, сколько именно из-за их дилетантизма.) Эли, Коммонса, Сиджвика, Маршалла и Пигу никто не вытеснял и не подавлял. К этому перечню можно добавить и ведущего американского экономиста-теоретика Ирвинга Фишера, взгляды которого на экономическую политику мы рассмотрим в следующем разделе, и Фреда М. Тейлора, чей доклад по случаю его избрания президентом Американской экономической ассоциации в 1929 году был озаглавлен «Управление производством в социалистическом государстве»