– Для нас. Это…

– Суеверие?

– Да, примета.

– Понимаю! Извините, как я сразу не догадалась… Я думала, что вы пошутили.

Айона Макгинли нахмурилась, но промолчала, и Шарлотта поняла, что она говорит совершенно серьезно. Возможно, эта женщина одновременно и христианкой является, и разделяет языческие предания кельтов. В ее поведении была какая-то романтическая бравада, безрассудство, очарованность, словно за внешним материальным, физическим миром ее взгляду был открыт еще какой-то другой, мистический. Наверное, именно это ее качество привлекало столь трезвомыслящего Фергала. Она должна была казаться ему средоточием волшебных видений, грез и мыслей, никогда не посещавших его голову. В каком-то смысле слова он черпал в ней обновление. Миссис Питт подумала также о том, что он может дать Айоне. Этот мужчина казался несколько твердокаменным. В нем чувствовался вызов. А может быть, миссис Макгинли в своем воображении наделила его качествами, которых в действительности не было?

Молчание становилось неловким, и Шарлотта мучительно подыскивала слова для беседы. Они вошли в лес, и миссис Питт обратила внимание на большое количество плодов на шиповнике.

– Грядет суровая зима, – ответила Айона и вдруг ослепительно улыбнулась. – Но это известная народная примета, не суеверие!

Шарлотта рассмеялась, и внезапно они обе почувствовали, что им стало легче друг с другом.

– Да, я тоже об этом слышала, но давно не видела шиповник и забыла об этой примете, – отозвалась миссис Питт.

– Да, и я тоже, – подтвердила миссис Макгинли, – но надеюсь, что примета не подтвердится.

Они шли под гладкими ветвями березы, которые шевелил ветер, а под ногами у них шуршала ржаво-золотистая палая листва.

– Здесь весной цветут колокольчики, – продолжала Шарлотта. – Они расцветают, прежде чем распускаются деревья.

– Да, знаю, – быстро отозвалась Айона. – Тогда кажется, что небо не только над головой, но и под ногами.

Остаток пути они делились познаниями в области природных явлений, и Макгинли рассказала своей спутнице несколько ирландских легенд о камнях и деревьях, посвященных горьким и трагическим событиям таинственного прошлого.

Вернулись они в другом порядке, за исключением Юдоры, которая все еще шла с Джастиной, расспрашивая ее о Пирсе. Эмили бросила на сестру быстрый благодарный взгляд и заговорила с Айоной, а Шарлотта взяла в спутницы Кезию.

На пути они заметили фазанов с ярким оперением, клюющих опавшее зерно на краю поля у кромки леса, и миссис Питт что-то сказала о них. Мисс Мойнихэн ответила односложно.

Солнце уже низко склонилось к закату, и горизонт был багрово-золотистым. На поле, протянувшемся к лесу, удлинились тени, нежно подчеркивая изгибы земли. Усилился ветер, и по небу мчались рваные облака, все сильнее его заволакивая.

Закат стал даже ярче, а в промежутках между облаками небо окрасилось в зеленый цвет, и мысль о горячих булочках в гостиной возле камина начала казаться очень привлекательной.

Грейси трудилась изо всех сил. Она помогала Шарлотте облачиться в серебристое шелковое платье.

– Какое оно красивое, мэм, – искренно восторгалась девушка, и взгляд ее выражал беспредельное восхищение.

Через минуту она прибавила:

– Я узнала кое-что, узнала, зачем все эти люди здесь собрались. Надеюсь, они установят мир и дадут Ирландии свободу. Там ужасть какие несправедливости творятся! И я не очень горжусь, что я англичанка, когда слышу, что они рассказывают.

Девушка в последний раз прикоснулась к прическе Шарлотты и поправила унизанную жемчугом диадему, чтобы та держалась поровнее.

– Не то чтобы я им во всем верила, но если хоть что-то из того, что они сказали, верно, то, значит, в Ирландии есть ужасно жестокие и нехорошие люди, – объявила она.