Не было ни блеска клинка, ни крика, ни звука. Просто вот Руфь стояла, а вот её тело распластано под ногами Карателя, который, словно ничего не случилось, вытер о серую робу уже мёртвой женщины чёрное лезвие и спокойно направился прочь. Задание выполнено, и он не испытывал ни малейшего сожаления. Ну а Флор, застыв, не могла отвести взгляд от Мессерер. Она видела, как медленно растекается внутри Куба кровь, и как липнут к дощатому полу намокшие волосы. И эти глупые детали почему-то сильно бросались в глаза. Видимо, разум был достаточно милосерден, чтобы образами попытаться отвлечь от впервые вспыхнувших в нём сомнений. И глядя в спину спокойно удалявшегося Ханта, ошалевшая Флор вдруг честно задумалась: так может, не сочувствовать, не сострадать, не сожалеть – это и правда благо? Что будет правильно равнодушно принимать смерть, как должное? Что, если Руфь ошиблась, и они все обречены? Потому что видеть смерть близкого, почти родного человека оказалось настолько больно, что Флор была к этому не готова. Она хотела кричать, плакать, разбить вдребезги проклятый Куб, но…

Мелко дрожавшие пальцы едва ощутимо сжала чья-то холодная ладонь. Прикосновение вышло очень мимолётным, но оно словно встряхнуло потерявшуюся в своих страхах Флор. Она осторожно посмотрел вниз и встретилась взглядом с незнакомым маленьким мальчиком. И его взгляд, как и минутой раньше, рассказал всё. Флор осторожно сжала детские пальцы в ответ.

Она снова посмотрела на помост, но теперь совершенно спокойно. Флор не сомневалась, что Хант будет искать их. Перевернёт проклятый Город, заглянет под каждый камень, проверит все дыры, канавы и сточные воды, в попытке добраться до сообщников Мессерер. И, конечно, найдёт. Но они должны успеть первыми.

***

Наверху главной городской Башни, почти под самыми небесами и лишь на один этаж ниже личной Оранжереи Суприма, находились апартаменты Верховного Канцлера. Они располагались выше серо-зелёной пелены облаков, где не было ничего, кроме тусклого неба и холодного Солнца, чьи лучи за желтоватыми просвинцованными стёклами ощущались на коже едва заметным теплом. По меркам Города, окна в Башне были огромны, но всё равно пропускали так мало света, что в небольшом кабинете всегда царил полумрак. Он оседал сизой тенью на пустых, без единого украшения стенах, забивался в щели и делал без того небольшую комнату ещё меньше.

Впрочем, Артуру Ханту, который стоял, прислонившись к одному из книжных шкафов, не было до этого дела. За последние несколько лет он выучил здесь каждый дюйм и, наверное, смог бы сориентироваться даже ослепнув. С громким парным щелчком отстегнув маску, он с наслаждением стащил надоевший шлем и тряхнул головой в попытке хоть как-то привести в порядок спутавшиеся волосы. Но те лишь вяло колыхнулись в ответ, так что Ханту пришлось их взлохматить рукой.

– Бесполезно, – донеслось из глубины кабинета, очевидно, подразумевая глупость подобных потуг.

Канцлер сидел за столом и сосредоточенно что-то читал. Он хмурился и то перекладывал пару бумаг из одной стопки в другую, то потом возвращал, что-то черкал, хмурился ещё сильнее, а потом всё же оторвал взгляд от документов. Какое-то время его маленькие глазки внимательно изучали замершего у стены Ханта, который с наигранным интересом разглядывал свою страшную маску, но затем Канцлер выпрямился, откинулся на спинку кресла, и его тяжёлая мантия вспыхнула в фиолетово-алых лучах заходящего солнца искрами золотого шитья.

– Будь добр, в следующий раз оставь своё недовольство за порогом или не приходи вовсе, – процедил он.