И правда, Тоня шла сама не своя, вся задумчивая и грустная. Катя обняла подругу за плечи, а затем, посмотрев ей в глаза, широко улыбнулась, чтобы подбодрить. Тоня улыбнулась в ответ, сделав вид, что всё хорошо, и этим утаив от подруги, что на душе на самом деле скребутся кошки.

– Эх, и день такой прекрасный, солнечный! Будем всей школой гулять – зажигать!!!

Её подруга думала в этот момент только о плохом. Мрачные мысли заняли её рассудок. И гулять – зажигать она уж точно не будет. И на это у неё были веские причины: во-первых – траур, во-вторых – она не понимала, а чему радоваться? Тому, что самое прекрасное время в жизни человека – детство, закончилось? Хотя её детство и не было столь счастливым, как у остальных детей из полных семей, у которых были мамы и папы, но всё же, тогда она чувствовала свободу и радовалась каждому новому дню! Детство – прекрасное время надежд, радости, сказки, мечты, волшебства! А сейчас что? В сердце девушки закрался страх неопределённости. Она понимала, что ей совсем не на кого рассчитывать, и со своим будущим она осталась наедине.

– Тонька, Тонечка! – ласково произнесла Катя, видя, что подруга опять загрустила и погрузилась в тяжёлые размышления. – А ты знаешь, даже если ты мне компанию не составишь, я всё – равно поеду в Москву. Пусть даже одна! Моя мечта сильней меня.

Тоня в ответ лишь улыбнулась.

В небольшом зале деревенской школы собрались учителя, ученики и их родственники. Выпускникам торжественно вручили аттестаты зрелости, и все кругом были такие весёлые, что некоторым даже плохие оценки в аттестате не испортили праздничного настроения. Пели песни, фотографировались на память, а к вечеру устроили дискотеку. Всё это время Антонина была незаметна в толпе, она ощущала себя мрачным призраком на этом празднике жизни. Девушка всех сторонилась, она скромно сидела на самом дальнем ряду и за всеми наблюдала. На самом деле ей очень хотелось радоваться вместе с одноклассниками и веселиться, но в её душе поселилась пустота. Она ни с кем не хотела разговаривать, ни с кем не хотела танцевать, и улыбаться ей было невероятно тяжело. Даже Тёма её не поддержал в трудную минуту. Она видела как он её избегает и даже взгляда в её сторону не проронит. Она поймала себя на мысли, что самой захотелось себя пожалеть, как дяде Боре. Но тут же вспомнив этого жалкого алкоголика, ей стало противно. Она уже почти почувствовала ненависть к себе, что её жизнь не складывается и наверняка не зря родители отказались от неё в роддоме. Потому что она никудышная, жалкая и некрасивая. Нелюбимая, несчастливая, неудачливая, никто… В своих раздумьях она зашла слишком далеко, ей было невыносимо плохо, хотелось плакать, рвать и метать от злости. Слёзы выступили на глаза и Тоня поспешила удалиться с дискотеки.

Уже наступила ночь. Повсюду была темень, хоть глаз выколи, потому что не во всех частях деревни горели фонари: одни были сломаны, другие лишь мигали во тьме. Несчастная побежала со всех ног через всю деревню, как будто хотела убежать от самой себя. Бежала, куда глаза глядели, как в агонии. И вот уже, добежав до более-менее освещённой улицы, она не заметила огромного булыжника, валяющегося посреди пыльной дороги, споткнулась об него и упала. Резкая боль пронзила её колено, а на свету блеснул серебряный крестик, выскользнувший из под сарафана. Она резко сорвала его со своей шеи, скривив личико и стиснув зубы, грозно произнесла:

– Родители мои… – и тут же швырнула его вдаль, а сама заплакала. Больное место на коленке гудело, и казалось будто физическая боль вбирает в себя всю душевную боль девушки. Ещё некоторое время она провела лёжа на земле, не в состоянии подняться, но услышав вдалеке смех и голоса, Тоня пришла в себя и медленно поднявшись, захромала. Она подошла к тому месту, где блестел крестик, подняла его с земли и поспешила домой.