Наспех накинув тулуп и даже не повязав голову платком, я выскочила из лазарета. Лютый обнаружился у административного здания, по счастью, в одиночестве.

– Дамочка? – удивился он, увидев меня. – Ищешь кого?

– Тебя, – я подошла поближе. – Разговор есть.

– Так говори, – Лютый отбросил папиросу. – Курить будешь?

Жест неслыханной щедрости. Чтобы начальник охраны предложил курево заключенной? Интересно, это благодаря золоту Двина или внезапно приобретенному мною статусу любовницы королевского мага Лютый так расщедрился? Я покачала головой.

– Не курю. Я слышала, мою подругу в холодную бросили и высечь собираются. Это правда?

– Твою подругу? – Лютый нахмурился. – Это мелкая такая, тощая? Точно, демон меня раздери! Она вечно возле тебя крутилась.

– Я заплачу, чтобы ее отпустили. Сколько хочешь? Двин отдаст.

– Слушай, Дамочка, ты у нас, конечно, птица высокого полета, но не наглей через край. Твоя подруга драку затеяла, я ее наказать должен.

– За то, что не захотела твоей девке мой подарок отдавать? Подумай, это пока я добрая, деньги предлагаю. А то и Марку пожаловаться могу, что меня здесь притесняют.

– Я уже сказал: не наглей, Дамочка. Пусть твой хахаль и важная шишка, но все равно ты здесь не хозяйка. А сколько дашь?

Торговались мы недолго – начальник охраны предсказуемо предпочел золото удовольствию от порки заключенной. Наконец довольный Лютый пообещал мне, что назначит Мышке всего пять ударов и бить будет вполсилы. А я оправилась обратно, в лазарет. Надо было написать Двину, чтобы снял деньги с моего счета. Письмо Лютый любезно согласился отправить лично.

Заключенные стояли молча, с хмурыми мрачными лицами, одна лишь брюнетка цвела улыбкой. То и дело кто-нибудь бросал на нее злобный взгляд. И дело было не в том, что Мышку любили в бараке. Нет, "тихоню" скорее недолюбливали, но и заносчивость новенькой никому не пришлась по душе. А уж методы, которыми любовница Лютого взялась добиваться понравившейся вещицы, и вовсе обозлили прочих заключенных. Каждая из них со страхом гадала, на чье имущество положит взгляд брюнетка в следующий раз. Почти у каждой была какая-нибудь милая сердцу безделушка, столь драгоценная здесь. Проходя мимо, я нарочно изо всей силы толкнула брюнетку, а затем и наступила ей на ногу. Гадкая девица скривилась от боли, но промолчала – видимо, насчет моего статуса ее уже просветили. А я не отказала себе в удовольствии прошипеть:

– Тебе не жить, стерва.

Брюнетка заметно побледнела, а я прошла дальше, к подругам. Нетка дрожала, в глазах ее стояли слезы. Берта упрямо смотрела в сторону, будто ее внезапно сильно заинтересовал флюгер на административном здании. Я тоже на мгновение бросила туда взгляд – флюгер и флюгер, флажок из потемневшего металла без особой фантазии. Незаметно сжала руку Берты и тут же выпустила, пока не заметили охранники.

Мышка шла спокойно, будто не на порку, а в столовую или в мастерскую. Только губы ее были сжаты в упрямую тонкую линию да яростно сверкали глаза. Когда с подруги сдирали робу, я изо всех сил сжала кулаки, так, что ногти до боли впились в ладонь.

– Пять ударов! – объявил Лютый.

По строю прошел тихий удивленный гул, Берта и Нетка облегченно выдохнули.

– А ну заткнулись! – прикрикнул один из охранников. – Рядом стать захотели?

– Всего пять ударов? – раздался возмущенный голос брюнетки. – Так мало?

– Ой, дура, – тихо пискнул кто-то позади меня.

Ничего не понимающую девицу уже выволакивали из строя и тащили к столбу. Лютый медленно подошел к ней. Мне показалось, будто правая щека у него дергается, но, поскольку я стояла не слишком близко, то уверенности не было.