Детей воспитывали дома в религиозном духе. Поля знала уже тогда, что в пост нельзя есть скоромного. Бывало, хочется отломить кусочек творожного сыра, который висит над печкой, сушится, но про себя думает: «Это ж Бог всё видит, нельзя этого делать». Приученная с детства к соблюдению постов, впоследствии и всю жизнь придерживалась этого правила. Например, в Петровки (в первой половине лета) даже и картошка уже заканчивалась тогда. Есть нечего. И хотелось Поле хоть той юшки похлебать, в которой варится картофель, тот запах слышался. Что-то из скоромного нашлось бы – там, молоко или яйца, но нельзя – пост всё же. Также в детстве думала про царя: «Вот Бог на небе, а царь – на земле». Это как наместник Бога на земле. И недоумение, когда сбросили царя с престола: а как же можно без царя жить будет теперь?

У Поли в детстве была подруга Олька Мазурка. Пришла раз на Пасху. Мать Анна на печи, девчонок в это время дома не было. Мазурка спрашивает про них: мол, где девчонки, скоро ли придут? А сама в это время становится задом к столу, где лежат праздничные куличи. И берёт со стола кулич, и прячет в складках одежды. Мать Анна всё это видит, но ничего ей не говорит, потому что жалеет ту, не может решиться в глаза обличить в воровстве. Когда пришли дочки и заметили пропажу, стали у матери спрашивать, куда девалась со стола булка. Та так и ответила им:

– Олька Мазурка приходила и унесла.

– Как? А ты же где была? Куда смотрела, что она так запросто взяла и унесла со стола?

Мать так и не смогла им объяснить внятно, почему разрешила той это сделать. Мол, жалко стало ту девчушку, у родителей которой ещё большая бедность, нежели у них самих, и что не от хорошей жизни она это сделала.

Вообще, к собственным детям у Анны было своеобразное суровое отношение. Однажды Поля в какой-то праздник была в новой одежде, играла на улице. Но подошла к ней Олька Мазурка и предложила идти ловить рыбу волоком (бреднем). Когда же Поля вернулась домой после этой рыбалки, то мать её сильно избила, так что ей уже было не до рыбы, ни до чего. Била за новую испачканную одежду.

Доставалось и младшей дочери. Когда Поля вышла замуж, мать первое время часто навещала её. Приходила, оставалась подолгу, помогала дочери делать какую-нибудь работу, а не просто так праздно посидеть, поболтать. Но, видно, сваха Варвара невзлюбила её эти визиты. «Неровня нам, – думала про себя Варвара, – мы вон богатые, земли сколько имеем, а они – беднота, голь перекатная, приходят нас объедать». Когда садились есть за стол всей семьёй, сваху Анну первое время приглашали тоже, потом перестали. Та обычно сидела где-нибудь скромно в уголке, поистине уж как бедная родственница. Поля, выходя из-за стола после совместной трапезы своей теперешней новой семьи, обязательно приносила что-нибудь и матери поесть. Часто вот так с матерью к ним приходила и младшая сестра Елена. И дошло до того, что Варвара Скарабеева визитами своей свахи и её младшей дочери стала возмущаться вслух. «Да Боже мой, да милый мой, – говорила она, – людские (сыновья) поженились, да по одной побрали, а мой – троих…» Это означало, что якобы троих им приходится кормить: Полю, её мать, которая часто приходит, и ещё младшую сестрёнку. Слышать подобное было очень обидно. Ведь Анна совсем редко садилась с ними за стол, ела только то, чем дочка поделится с ней, оторвав от своего пайка. Наверное, когда Анна узнала, как по поводу её частого посещения дома Скарабеевых отзывается сваха Варвара, и произошёл следующий инцидент.

Анна, как обычно, пришла к замужней дочери и стала помогать ей в домашней работе. Через какое-то время вслед за ней явилась и младшая Лена.