– Можно подумать, у вас не работа, а сплошной юмор…

– А юмор спасает. И не только в переносном смысле. Вот люди среди руин, попали в беду, до прихода спасателя многие в панике. И тут должен появиться тот, кого я называю коноводом. И если он ведет себя уверенно, с юмором, то и люди успокаиваются, готовы выполнять его команды, зачастую спасающие им жизнь. Ну, а если у кого-то нервный срыв, то можно просто «не обратить внимания». Ведь как мы обычно говорим пострадавшим: «Чего вы волнуетесь? Все будет спокойно. Будет все хорошо!».

А вот уж кому при такой ситуации больше всех достается, так это, извините, вашим коллегам-журналистам. Особенно, развязно себя ведущим. Нам раненого человека надо срочно эвакуировать. А тут оператор с видеокамерой: «Ой, подержите его еще секунду, я еще не снял!». Могут набить морду и разбить камеру. Все на нервах. Ни в коем случае нельзя мешать работе спасателей. Пожалуйста, фотографируйте, освещайте, мы уважительны к средствам массовой информации. Только, пожалуйста, не лезьте под руку на месте аварий. Там другая обстановка. Ни один спасатель вам во время работы не даст интервью. И если вы обратитесь ко мне с вопросами в такой обстановке, я повернусь к вам спиной и уйду. Потому что на ЧС превыше всего работа, всегда срочная, опасная и грязная…

– А что вы считаете залогом успеха спасательных операций?

– Люди на спасении сильны коллективом. Масштабы чрезвычайных ситуаций обычно таковы, что один человек ничего не сделает. Все равно, как в притче о венике – каждую веточку в одиночку легко поломать, а вместе они сила. Поэтому и людей готовим так, чтобы вместо одного пришло пять. Вот восемь наших спасателей едут в Таганрог и Геленджик, изучать работу с новейшим самолетом-амфибией «БЕ-200ЧС». Пока в мире всего три такие изумительные машины. Этот самолет садится на воду там, где надо срочно спасать людей из воды, особенно в северных морях, где переохлаждение после кораблекрушений наступает быстро. У нас много ребят, готовых к работе с «БЕ-200ЧС», и в Центроспасе, и в авиации. По мере поступления самолетов, надо готовить и спасателей «Лидера». Незаменимых быть не должно. Поэтому мы все приобретаем смежные специальности. Вот я парашютист, но, помимо прочего, и механик-водитель, и офицер-водолаз, и стропальщик, допущенный к работе с краном. Могу водить гидроцикл, катер, иную технику. Мне 45, а я все учусь…

– Жена не ревнует к работе?

– А она у меня сама спасатель 1-го класса и мастер парашютного спорта. «Мой главный инструктор», как я говорю. Восемь тысяч прыжков. Была в свое время абсолютной чемпионкой Германии и Кубка дружественных армий. В МЧС тоже с 1994 года. И дети – Кирилл и Димка, как дети многих спасателей, тоже прыгают. Причем младший Кирилл сделал первый прыжок с высоты 200 метров, задержка раскрытия три секунды. Прыгал вместе с папой. Я первый, он за мной. Только про семью не надо…

– Закрытая тема?

– У парашютистов личных тем не обсуждают. Вот у нас в центре есть один офицер. Если вы посмотрите его спасательную книжку – я даже не знаю, сколько там выездов и операций с его участием! К тому же и он, и жена – парашютисты-спортсмены высокого класса. Так они по три-четыре месяца иной раз не видятся – то сборы попеременно, то командировки… У них до смеха доходило: во Владикавказе могли встретиться. Двадцать минут поговорить – он полетел в одну сторону, она в другую. Но при этом крепкая семья.

Поэтому на нашей работе нужно очень любить эту работу. Здесь можно служить, лишь если ты предан делу. Случайные люди, те, кто ищет личную выгоду или стараются сделать карьеру, надолго не приживаются. Почему я все служу, хотя давно мог пойти на пенсию при 28 календарных годах выслуги? Да потому что люблю профессию. И так вам ответят многие спасатели. Мы здесь не работаем, а живем. Просто зовем свою жизнь работой.