Но ехать пришлось в офис фирмы, расположенной в самом центре Москвы. Гарантий того, что местный Интернет-провайдер обеспечит нормальную связь, никто не давал, а второго прокола он себе позволить не мог.

На фирме всё было обычно. Молодёжь едва здоровалась, с озабоченным видом проносясь мимо него по одним им ведомым надобностям, девицы бросали косые взгляды, из которых было невозможно понять – то ли это скрытое пренебрежение к Димкиной персоне, то ли оценка его возможностей и, соответственно, собственных перспектив.

Отношения с начальником складывались не очень. Это было далеко не первое место его работы с тех пор, как он решил порвать с государственной службой, где каждый только и думал о месте в какой-нибудь инофирме или СП, однако и здесь оказались свои нюансы взаимоотношений. Больше всего его коробил тот покровительственный тон, с которым разговаривали молодые и наглые менеджеры, бегавшие по коридорам с вытаращенными глазами и вытянутыми назад руками, что придавало им форму истребителя на взлёте. Однако была и проблема посерьёзнее. Руководители всех фирм, где он работал, всегда со скептическим видом выслушивали высказываемые им мысли, делая вид, что они в них не заинтересованы, но потом, через некоторое время, он узнавал свои идеи в воспроизводимых ими формулировках или предложениях, исходивших на сей раз уже из их уст. Всё это сильно било по самолюбию, но природная скромность не позволяло поставить всё на свои места.

То же самое наблюдалось и здесь – шеф отличался особой велеречивостью и, не стесняясь Димкиного присутствия, на регулярно организуемых сабантуях сыпал его шутками или полученной когда-то информацией. Более всего удивил Димку эпизод, когда ровно через год после высказанного им сомнения в надёжности одной фирмы, положение в которой зависело от уже тогда вызывавших обеспокоенность контактов в госструктурах, шеф вызвал его к себе, и заявил, что он предвидел близкий крах этой компании и удивляется отсутствию аналогичной проницательности у своего сотрудника. В ответ он не стал заниматься политесами, а напрямую напомнил начальнику, что и как было на самом деле. С тех пор всякие намеки на амикошонство у начальника пропали, но работу он за собой сохранил. Единственное отличие состояло в том, то теперь он работал в режиме удалённого доступа, или напряжённого ожидания, что его очень устраивало, хотя и создавало определённые неудобства, потому что было неизвестно, что сегодня взбредёт в голову руководителям компании и куда ему придётся мчаться.

– Дмитрий Иванович, зайдите к шефу, – пропела секретарша Леночка, почти воздушное существо, если бы не её вечное «вау» и полная безграмотность, проявлявшаяся в печатавшихся ею письмах. Попытки указать на некоторые орфографические огрехи особого успеха не имели – Леночка потрясала дипломом Литературного института и вообще пользовалась особым доверием начальника, обладая, очевидно, теми достоинствами, которые старшему поколению понять было трудно.

– Хорошо, можно прямо сейчас?

– Да, он Вас ждёт.

Молодой и энергичный Иван Сергеевич закончил тот же институт, что и Димка, только лет на пятнадцать позже. Попробовав немного поработать в госорганизациях и поняв, что к чему, он резко переквалифицировался, закончил курсы финансистов и вскоре оказался востребованным специалистом, быстро выросшем на волнах перестройки и всего последовавшего за ней. Димка же был по природе своей консервативен, перемены воспринимал с трудом, а уж трепаться, выкручиваться и юлить вовсе не умел и не хотел.

– Вот что, Дим, – начал Иван Сергеевич. Дальше он стал нудно и пространно говорить о наступающих переменах в государственной политике и тех возможных последствиях для их фирмы, которые могут иметь негативный характер, а потому должны быть минимизированы. Слушая весь этот словесный понос, Димка пожалел, что он не умел так долго и образно говорить о простых и ясных вещах, которые он мог изложить в двух словах, а уж последствия нововведений предвидел так давно, что думал над этой проблемой даже по ночам. Однако прерывать шефа было нельзя, надо было изображать глубокое внимание и понимание, вовремя кивать головой, усмехаться и вставлять короткие реплики. Всё это он уже давно научился делать в полуавтоматическом режиме, одновременно думая о чём-то своём, и единственное, что его выдавало, это глаза, порой выразительно говорившие собеседнику, что он думает. На сей раз, выполняя весь обязательный ритуал поддакивания и подчёркивания, Димка вдруг задумался над прочтённым им когда-то у Ницше, что «человек – это то, что д