Вдруг, грубый акцент мне в ухо:

– Вай! Извыни, дарагой, ми всё уберём попозже.

Оборачиваюсь – Тохта, улыбается и кинжалом ковыряется у себя в зубах.

Быстро свинчиваю в свою комнату. Хрен с ним, на работе умоюсь.

С праздником вас, братья по разуму!

Утро следующего дня.

Выхожу на кухню. На кухне сидят… восемь лиц не славянской наружности, с четверыми из которых я уже успел познакомиться давеча.

– Ты кто? – спрашивает меня один из незнакомцев. Сабуржан же ему отвечает:

– А это наш сосэд из дэвятой комнаты. Тэбе староста про нэго сегодня говориль.

– Ах, сосэд? – улыбается второй незнакомец. – Староста сказаль, что ты нормальный мужик, не шумный.

– Не шумный, да, – отвечаю я, – а вы-то кто такие будете?

– Да какая уже тэбе разныца? – вмешивается Турдым. – Ми все твои соседи! Староста знает.

Я в шоке! Иду стучусь в пятую, шестую, седьмую и восьмую комнаты. Из них выглядывают четыре фатимы, и рядом с каждой по пять-шесть микро-джамшутов (детишек, то бишь).

– А г-г-где те, что здесь ж-жили ещё вчера? – спрашиваю я дрожащим от волнения голосом.

– Сэгодня ночью всэ уехали, – раздаётся голос Тохты с кухни. – Сосэд, ты успокойся давай. Всё харашо. Ми тэбе ванну вчера намили. Умойся сходи.

Умываться мне совершенно не хотелось. Ещё раз попытался достучаться до Владимировича, но никто не открыл, как и вчера.

– Староста с семьёй поэхали в Сочи отдыхать, – услышал я голос Болта, – тэпер они себе это могут позволит – богатыми сталы, ха-ха-ха!!!

Ничего не говоря, я направился в свою комнату. Одевшись, я решил пойти поговорить с нашим участковым.

Зайдя в его кабинет, я остолбенел!

– Здаравствуй, дарагой! С чем пришоль? – раздался из-под полицейской фуражки до боли знакомый акцент.

– Дык… ээээ… я… А Борис Вячеславович больше здесь не работает что ли? – выдавил из себя я.

– Ха, тыперь я за нэго, – усмехнулся мне новый участковый, – Рашид Гумарович моя фамилия. Отнынэ все вопросы тут рышаю я. Так с чэм, гаваришь, пришёль?

Я больше не нашёл нужных слов. Развернулся и отправился на работу.

Денёк выдался тяжёлый. К нам на работу взяли с две дюжины мигрантов с ближнего зарубежья. Начальник сказал, что они будут работать у нас теперь всегда.

– Много денег не просят, не шумят – выгодно, – сказал он. – А вам зарплату придётся урезать, кризис как-никак.

– Какой кризис? – возразил я. – Он ведь кончился давно. Президент сам говорил…

Но бугор перебил меня:

– Не нравится – уходи, Валерич. Тебя тут никто не держит. По мне лучше этим южным оболтусам платить рубль, чем тебе десять, – и кушают меньше, и делают больше.

Конечно же, я с ним поругался в пух и прах. Пошёл в отдел кадров и написал заявление по собственному желанию.

Сегодня приду домой, отдохну, а завтра куплю газету и буду искать новую работу.

Настроение – ноль.

Подхожу к своей квартире… оп… а замок на двери уже другой. Не понял! Звоню в дверь. Открывает незнакомая рожа очередного южного гостя:

– Тэбе чего, гяур?

– Что значит «чего»? – возмущаюсь я. – Я здесь живу!

– Ты здэсь живошь? – захохотал джамшут. – Это я здэсь живу! А тебя я в пэрвый раз вижу! Пошоль вон отсюда, а то зарэжу, как барана!

И передо мной захлопнулась моя же собственная дверь.

Много времени спустя. Наверно утро какого-то дня.

Открываю глаза. Невыносимая вонь бьёт мне в нос. Твою мать, Кузьмич опять обосрался! Сегодня его с собой не возьму. Встаю с вонючего тюфяка и бреду по тёмному, сырому подвалу к выходу. Башку ломит от выпитой вчера бодяги! Руки трясутся, во рту отметилась тысяча кошек (или всё-таки не кошек? Кузьмич, падла!). Надо собраться силами и дойти до метро. Постою там часок-другой, глядишь и накидают на опохмелку.