Я направился в расположение 3-го батальона, который, получив недавно свежее пополнение, прибыл в последние дни и сейчас получил свое боевое крещение. В его рядах находится много «стариков», участников Первой мировой войны, во главе с командиром майором Р. Его выучка помогла подразделению в переломный момент в ходе первых боев.

Кто бросается на землю перед разрывом осколочного снаряда, который летит со свистом, кто остается в окопе или воронке от разрыва и – выжидает. Приказа, ободрения здесь недостаточно, солдат всколыхнет только пример. Р. идет прямо через огонь, где также вблизи разрываются снаряды. Видеть, как он идет в такой ситуации, – нечто ужасное. Однако затем каждый солдат чувствует, что его хватает невидимая рука и силой поднимает с земли, на которой он лежал, скорчившись.

Восстановлена связь с танкистами. Однако пехоте оставалось с боями после совершения марша замкнуть кольцо. В связи с дождем боевые машины остановились.

Утром мы начинаем движение в направлении места соединения наступающих с севера и юга группировок. Наступаем, занимая территорию. На огромных полях колхоза цветет рожь. На более или менее высохшей дороге мы идем на восток по холмам, угодьям, через небольшие лесочки. На этом участке местности противника уже нет, наши тоже еще не подошли, в общем, территория безлюдна. С полей убирался урожай, поля эти тянутся на много километров. Сейчас мы приближаемся к поселку. По крутому серпантину дорога спускается в овраг, в кустарниках петляет ручей. Вдруг резкий хлопок, второй, третий. В воде какое-то время бьются две большие белые птицы. В мутной воде ручья появляются красные пятна, затем по течению плывет мертвый гусь. С другой стороны идет солдат в черной униформе. Он спускается по глинистому склону. Тут среди деревьев я вижу также большой танк песочного цвета. (Видимо, предназначался для переброски в Северную Африку к Роммелю, но оказался здесь. – Ред.)

Мы громко смеемся, Флайсснер и я. Затем мы едем вниз, а на другой стороне поднимаемся к людям в черной униформе. Однако танкисты, рыцари современной войны, вряд ли слушают нас. Гусь (принадлежащий, естественно, кому-то из жителей селения. – Ред.) является для них всем, и в принципе они правы.

Моя задача выполнена, я возвращаюсь. Если говорить о различных частях, которые я сопровождал в последние дни, всякий раз наблюдается долгий и сердечный процесс расставания.

Поездка в дивизию и корпус. Там я слышу, что противнику, которому помогли погода и замедление нашего движения, удалось избежать окружения главных сил. Большое недовольство командования, не скупятся на замечания в отношении танков, «которые вязнут в любой грязи».

«И с крыши высокого партийного здания Харьков не предстает как состоящий из нескольких частей, четко выраженный город. Если ты полагаешь, что городская застройка исчезает на горизонте, дальше располагаются заводы с поселками при них. Однако для тебя город – это прежде всего большие дома, стоящие по отдельности или сосредоточенные в кварталах.

Люди? Не хватает массы взрослого мужского населения (мужчины в армии). Поэтому на улицах больше женщин. На тебя идет толпа женщин, открыто, с сияющими глазами, но человек, не знающий язык, не понимает их звонких разговоров. К нему это не относится. Но смех, взгляды?

В подъезде лежит старая женщина и протягивает тебе руку. Скелет, который вряд ли имеет силы, чтобы бормотать. Солдат дает ей буханку черного хлеба, за которую ему хотелось приобрести на рынке примус или какой-либо красивый предмет местной ручной вышивки.