– А чё я такой мокрый? – поинтересовался Дрон, обуваясь. С первого раза завязать шнурки у него не вышло.

– И почему мы как бы не на вписке? – добавил Джоджо. Оба с интересом уставились на меня. Я продолжал греться у огонька, храня таинственное молчание.

Ну что сделаешь – алкоголь меня почти не берёт. Я помню всё и исполняю роль няньки для тех, у кого башня едет. Не очень-то весело, если задуматься.

Пусть помучаются.

– Иван! – заорал Дрон, и я сжалился.

– Потому что мы пришли туда, а Кристинка с другим. Нас она даже не заметила. Мы там потусили, прихватили бутылку и отправились гулять на наше кладбище. Ты, – я ткнул пальцем в Дрона, – прыгал с моста в Стикс. Тебе было жарко, ты купался. А тебя, – я ткнул пальцем в горделиво подбоченившегося Джоджо, – я успел схватить за ворот. Ты б его окончательно оторвал, а то выглядит укропочно.

Джоджо нерешительно подёргал висевший на сопле воротник.

– А в школу не пора?

Тут его скрутил спазм, и, изящно взмахнув рукой, Джо исчез в кустах.

– Не знаю. У меня мобила разрядилась, – сказал ему я вслед. Дрон полез в рюкзак за временем и завопил:

– Ёп! Это что?!

Он достал оттуда зайца с торчавшей из тельца самодельной стрелой.

– Я думал, ты уже протрезвел, – удивился я. – Ты так уверенно рассказывал, какие ветки выбирать для стрел. Да и потом я тебя убеждал не запихивать его в рюкзак, но ты очень говорил, что мама будет рада мясу и шкурке, и пихал его туда…

– Из чего я его подстрелил?

– Из лука.

– Откуда, …, лук?!

– Да хэзэ. Когда мы шли на кладбище, он у тебя уже был. Мб у Димыча стащил.

Дрон застонал.

– У меня теперь рюкзак в крови, – он отшвырнул зайца в кусты.

Тем временем Дрон докопался до дна рюкзака, достал телефон, оттёр его об траву. Жемчужинки росы сыпались и исчезали.

Андрей включил экран, прищурился.

– Сколько там?

– Ещё не в школу. Но скоро будет. Меня ж маманя убьёт…

Когда я выпиваю, во мне просыпается недобитый стендапер. Вот и сейчас, вместо того, чтобы угомониться, я повернулся к кустам:

– Джоджо! Ты б там поосторожнее. Ильич рассказывал, что в священной роще у каждого есть своё дерево судьбы, типа душа. Наблюёшь на своё дерево – век не отмоешься. Или на мировое попадёшь, тоже так себе…

После минутной паузы Джоджо появился. Протянул руки за плащом, и я на всякий случай поинтересовался:

– Чё, домой? Не зальёшь потоками благодати?

– Уже нет, – и Джоджо объяснил Дрону: – Меня мои сожрут, если плащ запачкаю.

– А за рубашку нет, – проворчал Дрон. – Мажоры.

Спотыкаясь о насмешливо выставленные корни, мы побрели туда, где, как мне казалось, осталась цивилизованная часть кладбища.

Так мы и шли: Дрон бесился, пытаясь вернуть воспоминания, Джоджо периодически отдавал мне плащ с кепкой и исчезал в кустах, я спрашивал у Дрона время каждые пять минут. В конце концов он завопил, что я его заколебал, и отдал мне телефон. Тут я, как самый гений, догадался включить геолокацию, и уже через двадцать минут мы вышли к забору, отделявшему рощу от цивилизации. Я перелез, открыл ворота своим ключом и впустил мужиков.

Ночью наш парк-музей «Кладбище» особенно красив. Силуэты домов Старого города, мощёные улочки, свет от уличных фонарей, танцующий в фонтане на площади, затаившиеся в тенях деревья. Изредка прямо по улицам пробегает белка, лиса или наше любимое Чудовище. Идёшь – и словно всё прошлое, которое было здесь, спрессовалось и осталось жить в таком причудливом виде.

Но и по утрам здесь ничего: по-прежнему стоит особая, вневременная тишина. Только небо заново обретает краски, начиная с розовой и зелёной. Дома под ним похожи на стариков, которые скорее унесут свои секреты с собой в могилу, чем расскажут кому-либо. Особенно деревянные: краска крошится, резные украшения трескаются, множат возрастные морщины. Правильно, кремов, как те, которыми мамка пользуется, только для зданий, ещё не придумали.