* * *
Корпусу моих «богохульств» предпослан эпиграф из Лема, в котором по сути, говорится о том же самом: о том, что могут существовать на отдаленных звёздах народы, которые грозят уничтожить вселенской катастрофой себя и мир – только чтобы побудить Бога ХОТЬ КАК-ТО заявить о себе, прервать это УЖАСНОЕ МОЛЧАНИЕ Творца, побудить Его от миллиардолетнего леденящего Безразличия, граничащего с отсутствием, ко всем и всему. Как мне представляется, у этих отчаявшихся инопланетных богоискателей и у моих «Богохульств» мотивы очень схожие. Именно поэтому я поставил эпиграф из Лема как вводный ко всему моему опусу.
* * *
Кое-что еще по поводу содержания и композиции предлагаемого (а кому – неизвестно) данного опуса. Наиболее злые мои сентенции, как уже говорилось, – всего лишь ответная реакция, родственница тошноте, на бытовавшее у нас не так давно время тотального, поголовного, насильственного «духовного возрождения народа». Более поздние притчи и афоризмы, кроме содержательного заряда, несут в себе немалую долю иронии, скепсиса, желчи. Что поделаешь: если ценишь веру, религию, Бога – надо не стесняться периодически подставлять их под сквознячок не слишком благочестивых мыслей и заключений. Уже было сказано также, что у меня, в моем этом опусе, достаточно притч с совершенно самостоятельным содержанием, для которых тема Бога и Евангелий послужила лишь канвой, общим антуражем. Есть и шуточные переложения некоторых библейских эпизодов, есть и притчи, чуть измененные по сравнению с евангельскими. Есть просто каламбуры, безобидные (и не очень) остроты и шутки на библейскую тематику. Достаточно много обыкновенного словоёрничества. Весь опус завершается двумя-тремя коротенькими то ли трактатами, то ли эссе. Композицию сего сочинения я предлагаю построить из трёх частей: первая – безобидные и часто просто шуточные сентенции; вторая – уже более серьезные вещицы, заставляющие – надеюсь – задуматься; третья часть – самые существенные, самые серьезные и самые злые сентенции по поводу несправедливости Бога, безразличия Бога, несправедливости устроенного им на Земле порядка. Собственно, эта часть и дала заглавие всему корпусу «богохульств». Ибо она – сердцевина всего сочинения, задающая общую тему: безразличие Бога, несправедливость Бога, несправедливость, иррациональность управляемого его властью мира, чудовищность Смерти, которую Он (а кто же еще?) уготовал человеку. Вот эмоциональный заряд моего опуса: от шуток, каламбуров, обыгрышей библейских эпизодов – через более серьезные и более желчные рассуждения о предметах веры – к обвинению, осуждению Бога (в духе Ивана Карамазова), к сомнению в его моральном праве быть повелителем нас. Я в хорошей компании: я согласен со Стендалем, что «Единственное оправдание для Бога состоит в том, что Он не существует». И еще – Иов: «Когда поражает [Бога] бич – отчаянью невинных смеется Он!» (Иов 9.23 – пер. М. Рижского). И напоследок – Экклезиаст: «Это Бог – ради сынов человека: дабы поняли сами, что они – это скот, и только!» (Еккл. 3.18 – пер. И. Дьяконова). Кроме упомянутого общего эпиграфа, каждой из частей опуса будет, вероятно, предпослана большая подборка «частных эпиграфов» – как хотелось бы надеяться, способная создать эмоциональный настрой и ключ к восприятию следующей вслед за ними части. Предмет моей жгучей зависти состоит в том, что если бы я оказался способен сочинить хотя бы вполовину такого класса эпиграфы – изречения наподобие слов Гейне о том, что «Бог простит: это его профессия», – я бы, не медля ни секунды, со спокойной и просветленной совестью, захватив все до единого плоды моей графомании, чётким шагом промаршировал бы до ближайшей помойки и немедленно сгрузил бы всю эту свою писанину в отведенный и для этого тоже специальный ящик.