– О черт. – Я наглоталась ночного воздуха (да, я знаю, что тела у меня сейчас нет, но поверьте, по ощущениям это не отличается). – Тьфу, сейчас меня стошнит… голова кружится… и вообще я чувствую себя… – Я внезапно поняла, почему чувствую себя так странно, и усмехнулась. – Я чувствую себя небеременной!

Серебристый смех Эпоны, казалось, парил вокруг меня как музыка.

– А ты, Любимица, думала, что будешь чувствовать себя беременной даже после родов?

– Ну, нет. Но пройдет еще какое-то время, прежде чем я снова влезу в свои любимые слаксы для верховой езды. Так что, думаю, я просто считала, что в первую ночь после родов буду чувствовать себя такой же толстой и распухшей, как и до них.

– После рождения дитя дух восстанавливается быстрее, чем тело.

Я расслабилась, наслаждаясь звучащим в голове таким знакомым голосом моей богини. Но мое бесцельное болтание в воздухе быстро подошло к концу, когда я услышала следующие слова Эпоны:

– И это хорошо, что дух восстанавливается так быстро. Сегодня тебе придется совершить трудное путешествие, и оно будет опаснее тех, что ты совершала на последних месяцах беременности.

– Зачем? Неужели снова фоморианцы? – Я пыталась держать свои страхи в узде, но одна только мысль о нахождении этих ужасных созданий неподалеку от моей новорожденной дочери, спящей и такой беспомощной…

– Нет, не фоморианцы.

На мгновение я почувствовала облегчение, но потом вспомнила, что произошло перед тем, как усталость от родов погрузила меня в глубокий сон.

– Рианнон.

– Рианнон, – согласилась богиня.

– Но она мертва! – выплюнула я.

– Да, Любимица. Рианнон мертва.

– Я… я не знала, что она оставалась живой в том дереве все это время. – При мысли об этом меня до сих пор подташнивало. Часть вины за ее заточение лежала на мне, а часть на Клинте. И то, что сделал ради этого Клинт, стоило ему жизни.

– К заточению Рианнон привел выбранный ею путь. Не твой и не Клинта. (Как всегда, казалось, что Эпона читает мои мысли.) Ты должна знать, Любимица, что перед смертью душа Рианнон наконец смогла излечиться.

– Я рада, – прошептала я искренне.

– Она излечилась, и ее душа спаслась от темного бога, но Придери все еще жаждет получить в свою власть ту, в чьих жилах течет кровь моей Избранной.

– Мирна! – У меня перехватило дыхание. – Он может прийти за моим ребенком?

– Он может, Любимица. И кроме этого он может попытаться перетянуть тебя на свою сторону.

Я презрительно фыркнула.

– У него нет ни единого чертова шанса.

– С тобой и Кланфинтаном у Мирны будет очень мало шансов прислушаться к злобному шепоту Придери.

– Мы чертовски уверены, что не сделаем ошибок, которые были допущены с Рианнон, когда она росла, – пробормотала я. Рианнон была испорченной и избалованной, она ни в чем не знала отказа. (Пометка самой себе: не забыть, что надо менять место, по которому буду шлепать, если (когда) Мирна станет слишком болтливой). – Мирна будет знать, что значит «нет, тебе это нельзя, малышка».

– Теперь ты понимаешь, Любимица, что я беспокоюсь не о Мирне.

– Да? – ограничилась я одним словом.

– Приготовься, Любимица. И помни, что я рядом.

Не успела я обеспокоиться тем, куда меня собирается забросить Эпона, как ясное небо над храмом искривилось и превратилось в подобие перевернутого торнадо. Черный конус двигался и раскрывался, показывая огненный туннель внутри, и я сощурилась, глядя на него. И не успела я пробормотать «Билли Джо Боб любит свою кузину», как мой дух всосало в эту взбаламученную преисподнюю. Мне было ничуть не легче оттого, что я больше не была привязана к своему телу. Было ощущение, что кто-то в буквальном смысле стискивает мое сердце. Я не могла даже вздохнуть. В полной панике я уже открыла рот, чтобы закричать, но тут мой дух вырвался из туннеля. Я совершенно не понимала, где я нахожусь. Меня тошнило. Я судорожно хватала ртом прохладный воздух и уже не в первый раз думала о том, что бестелесный дух может быть так близко к тому, чтобы его стошнило. Но вскоре привычное парение в воздухе меня успокоило, и головокружение исчезло. Я посмотрела вниз и поняла, где нахожусь. Меня сразу наполнило счастье, изгоняя последние остатки тошноты. Я вернулась в Оклахому и парила над домом своего детства. Медленно-медленно мой дух стал опускаться на до боли знакомую крышу, и уже совсем скоро я висела посреди гостиной в доме моих родителей.