Я уже привык к тому, что наши институтские барышни постоянно осматривают и обнюхивают друг друга.

Правда, был случай, когда такое повышенное любопытство привело к весьма плачевному результату. Причем плачевному в самом что ни на есть прямом смысле.

Мадам Докучаева из группы большого толкового словаря демонстрировала коллегам баллончик со слезоточивым газом. Ей эту нужную вещь подарили для смелости и душевного спокойствия. И мадам восторженно объясняла, как теперь будет без боязни гулять по темным дворам или пустынным набережным .Не уточняя, для каких сомнительных целей ей это понадобилось.

На середине общих аханий к ним подошла Лида Потешкина. Она включилась в беседу, пропустив важную вступительную часть. Поэтому повела себя как любая женщина, которая видит в руках подруги незнакомую емкость дезодоранта. То есть решительно схватила ее, сняла колпачок, пшикнула туда – и поднесла к носу.

Эффект был совершенно предсказуемым.

Лида зарыдала и закрыла лицо руками. Ее спешно проводили в туалет для оздоровительных водных процедур. И вызвали меня, чтоб гарантированно залечить моральную девичью травму. Поскольку весь институт давно и с нарастающим интересом следил за развитием наших непростых отношений.

Я заботливо увлек Лиду подышать воздухом. Все-таки, несмотря на тревожные данные экологов, в нем до сих пор гораздо меньше вредных примесей, чем в баллончике для самозащиты.

Именно этому женскому поколению предстоит через пару десятилетий сменить нынешних корифеев филологической науки. Хотя, учитывая нищенские зарплаты и связанный с ними отток кадров, наука вполне может загнуться гораздо раньше.

Из переписки в Интернете:

ХХХ: – В Академгородке при СССР была самая высокая плотность жителей с высшим образованием на планете.

УУУ: – Ха! Ты явно не бывал в Цюрихе и не пил с тамошними дворниками!

ХХХ: – Я с ними пил еще в Академгородке!

(с сайта https://www.anekdot.ru/)

Я с максимальной деликатностью побарабанил по косяку замдиректорской двери. И осторожно потянул ее на себя.

– Здравствуйте, можно?

– Здравствуйте, заходите, Евгений Иванович.

Киреев в порыве вежливости даже оторвал зад и чуть приподнялся над дальним концом необъятного рабочего стола.

– Присаживайтесь, пожалуйста. Как дела, как семья, как здоровье?

Про письменный стол Киреева можно написать большой лирический рассказ. Он чудом сохранился с дореволюционных времен. Тогда еще не знали, что мебель нужно делать из опилок и только заборы – из досок.

Его массивные ножки излучают тепло благородного темного дерева. А верхняя часть покрыта зеленым бильярдным сукном. И по размерам напоминает небольшое футбольное поле. Во всяком случае, девятнадцатидюймовый монитор смотрится здесь мелким чернильным прибором.

Такой стол должен хранить массу любопытных воспоминаний.

Через его зеленое сукно когда-то перегибали недорослей, дабы с помощью розги объяснить, что учение все равно свет. Он украшал почетные президиумы комсомольских собраний. На него выкладывались экзаменационные билеты по каверзным вопросам марксизма и закона Божьего. За ним рождались как рутинные научные идеи, так и вдохновенные доносы или бюрократические распоряжения.

Киреев использует его сразу с нескольких сторон. Просто пересаживаясь туда-сюда – в зависимости от того, чем хочет заняться.

На центральном месте он крупный хозяйственник и администратор. Ему приходится звонить по телефону, листать перекидной календарь, сочинять приказы, обдумывать финансовые документы. Здесь он должен разрываться на части и трагически сообщать, что у него сердце, давление и не десять рук