Поначалу после скандалов, когда они еще были редкостью, я боялась что Гога уйдет. Я закрывала глаза и представляла, что передо мной сидит бог. Почему-то он представлялся мне в виде Зевса, увиденного мною в каком-то мультике. Я просила, чтобы он оставил Гогу, обещала сделать что угодно, лишь бы он остался. Однажды Гога все же ушел. Мне было десять лет. Тогда впервые бог «отказал» мне. Я взяла платок и пошла в церковь, которая была через дорогу от нашего дома. Там я стояла и плакала у иконы совершенно неизвестного мне святого. Про себя я повторяла лишь одну фразу «Господи, пожалуйста, оставь Гогу». Ко мне подошел батюшка, он спросил почему я плачу. Не разговаривать с незнакомцами, кем бы они ни были – это неизменное правило от мамы. Я не сказала ни слова и даже перестала плакать. Тогда он спросил крещенная ли я. Я помотала головой, нет мол, и ушла. Я вышла из церкви и села на лавку под деревом.

– Хочешь, я покрещусь? – тихо вслух спросила я, глядя на купол церкви.

В этот момент зазвонили колокола. Час дня, колокола всегда звонят в это время, я знала это, но в тот момент восприняла как знак и ответ бога. Вечером Гога пришел за остатками своих вещей. Я кинулась к нему.

– Я тебя больше не увижу? – спросила я, крепко обнимая его за шею.

От Гоги пахло табачным дымом, этот запах всегда ассоциировался у меня с ним. Тут до меня дошло, что я сейчас навсегда потеряю его. У меня внутри что-то оборвалось, бог меня бросил, Гога сейчас тоже бросит. Я вцепилась в его шею и рыдала так, как никогда в жизни. До того момента мне еще никогда не было так больно. Я думала, что я умру, если отпущу его. Гога взял меня на руки и сел со мной на диван.

– Конечно увидишь, что ты такое говоришь! Не плачь моя маленькая, не плачь, – повторял он.

Спустя какое-то время во мне не осталось слез и я ослабила хватку, на шее у Гоги остались красные следы от моих рук.

– Я хочу покреститься, но я не знаю как. Ты мне поможешь? Мама сказала, что я ерундой всякой занимаюсь, и ноги ее в церкви не будет, потому что бога нет, а я верю во всякую чушь.

– Конечно Рита. Я завтра схожу в церковь и узнаю по каким дням у них проходит крещение.

Теперь Гога очень редко называл меня дэдико, теперь он называл меня почти всегда по имени, говорил, что я уже большая девочка, и должна к этому привыкать. Позже мне позвонила мама и сказала, что сегодня не придет домой, и чтобы я ее не ждала.

– Мама сказала, что придет завтра, а может и послезавтра. Пожалуйста, не уходи, останься сегодня ночевать здесь, – жалобно сказала я Гоге.

В моих глазах стояли слезы, видимо он боялся, что я снова расплачусь и сказал что останется. Было семь часов вечера, в Тбилиси мы с Гогой всегда ужинали в семь, если оставались одни.

– Давай поужинаем? – предложил Гога.

Я кивнула головой и открыла холодильник. В нем было пусто.

– Так Рита, ты уже большая девочка, и пора бы тебе научиться готовить. Одевайся, пойдем в магазин, а потом мы что-нибудь приготовим, хорошо? – сказал Гога, закрывая дверцу холодильника.

Он оглянулся, в кухне меня не было, вышел в коридор. Я стояла возле двери обутая и с сумкой на плече. Эту сумку мне недавно принес Гога, я же уже большая девочка, а значит у меня должна быть взрослая женская сумочка. Внутри нее было пусто, но это было неважно. Главное что была сумка, и что сегодня Гога не уйдет, и будет как раньше делать со мной что-то. В магазин – так в магазин, готовить – так готовить, мне было все равно что делать, главное, что делали мы с ним это что-то вместе.

Мы сварили харчо и сделали чанахи, также сделали хачапури, правда из готового теста, и Гога сказал, что это не то, тесто надо делать самому.