Он резко распахнул отпертые по его приказу двустворчатые двери и, захлопнув их за собой, чеканными шагами прошел внутрь комнаты, сверля взглядом сидящего в кресле молодого человека.

Тот был мрачен. Взгляд его был прикован к рукам, губы шевелились, и Пол, которому очень хотелось надеяться, что свою вину приятель понимает, вообразил, что он придумывает слова оправдания.

– Знаешь, я даже не хочу слышать, что ты собираешься мне сказать, – он скрестил руки на груди, останавливаясь в двух шагах от кресла друга, и нахмурился, силясь сделать взгляд как можно более грозным и гневным, – Как ты мог поступить так безрассудно, Марк?! Мы ведь обсуждали все это, мы говорили, я предупреждал! И что теперь я, по-твоему, должен делать? Закон велит сперва ослепить тебя, а потом убить, и как отменить это предписание, я себе даже представить не могу! Я велел страже запереть тебя здесь, велел им охранять двери, чтобы ты не мог ускользнуть, но они недовольны моим решением – я слышу, кожей чувствую, что они ропщут! Это беспрецедентный случай, на такую наглость еще никто не осмеливался, и, Марк… Марк, ты вообще слушаешь меня?!

Журналист медленно поднял голову. На лице его, отражаясь как в зеркале, смешались потрясение, почти шок, и страх, но не страх возможной казни. Парень был напуган, безусловно, но боялся чего-то другого, более… можно сказать, глубокого, чем игры людей.

– Нет, не слушаю, – тихо произнес он, в упор глядя на откровенно растерявшегося от такой наглости, да и от вида собеседника, султана, – Прости. Я понимаю, я совершил глупость, поступил очень опрометчиво, но… Если честно, сейчас меня куда больше беспокоит другой вопрос.

– Больше твоей жизни? – Пол приподнял бровь, выражая некоторое удивление словами друга и, хмыкнув, сделал приглашающий жест рукой, – Ну-ну, и что же это, позволь узнать, за вопрос?

Марк, не отвечая, медленно поднял правую руку, поворачивая ее тыльной стороной запястья к собеседнику. Тот непонимающе нахмурился.

На бледной коже, совершенно не покрывшейся загаром за все время пребывания здесь, отчетливо проступали три ярко-алые царапины, складывающиеся в знак, смутно напоминающий росчерк молнии.

– Вот это? – мужчина недоверчиво покачал головой, – Несколько царапин для тебя важнее собственной жизни?

– А ты уверен, что эти царапины моей жизни не угрожают? – юноша опустил руку, вновь бросая на нее неприязненный, подозрительный взгляд, – Разве ты не видишь символ, в который они складываются?

– Молния? – султан ухмыльнулся и насмешливо кивнул, – Да-да, прямо как у того мальчика из книжки… этой… как это… «Гарри Поттер»?

– Ну, надо же, какое глубокое знание современной детской литературы! – Марк фыркнул и, скользнув пальцами другой руки по царапинам, покачал головой, добавляя на порядок тише, – Я не думаю, чтобы это была молния, Пол. Это… скорее руна. «Соулу».

Пол равнодушно пожал плечами и, сознавая, что поругать собеседника уже не удастся, хладнокровно уселся напротив него.

– В рунном алфавите я не так силен, как в детской литературе. Знаю, что каждая руна что-то да значит, и это… что это?

– «Солнце», – журналист глубоко вздохнул, продолжая неуверенно водить тонкими пальцами по запястью, – Она означает солнце. Успех, удачу… много чего хорошего.

– Тогда надо радоваться, что она у тебя на запястье, а не грустить! – мужчина непонимающе развел руки в стороны, – Что такого ужасного в знаке, означающем солнце?

Марк примолк, продолжая водить пальцами по своему запястью и, кусая губы, изучать символ на нем.

Прошло несколько секунд.

– Сколько я у тебя здесь? – голос юноши прозвучал как-то приглушенно, но султан вздрогнул.