Пронзительный осенний ветер завывал в телеграфных проводах, гонял по небу плотные серые тучи, как всё одно не ветер он, а сторожевой пес, гоняющийся за разбившейся овечьей отарой. Почерневшей кучей домов стоял небольшой украинский городок из тех, к которым даже железную дорогу не тянули по причине их малоприметности и неважности. На городской окраине, за стеной в два человеческих роста, каменные строения. Монастырь стародавний.

Было уже темно, когда в широкие ворота вошел маленький человечек. Никого кругом не было, пусто и страшно. Кое-где через окна домов пробивался свет – какой-то чужой, враждебный.

Ветер, примолкнувший было на час, опять рванул, наполнил булыжный двор шумом и шелестом. Пришедший маленький человечек еще глубже вобрал голову в плечи и, словно толкаемый ветром, несмело подошел к тому дому, из которого мутный свет глядел через окна. Стукнул в дверь. Подождал, потом стукнул громче. Щелкнул запор, на пороге невысокий, курчавый паренек в военной одежде.

«Опять ты, паршивец, пришел!», – сердито крикнул он. – «Подожди, завтра я отцу всё расскажу».

Он хотел захлопнуть дверь.

«Постой!», – раздался женский голос. За его спиной женщина в черной косынке. Похожа на монахиню.

«Чей ты, мальчик, и что тебе нужно?», – спросила она.

Маленький человечек вступил в полосу света. Марк. Он с надеждой смотрел на женщину. Захлебываясь от торопливости, боясь, что она уйдет, не дослушав, и оставит его в темной осенней ночи, Марк сказал, что он ищет братьев, а они в буденновской армии и комендант со станции послал его сюда.

Женщина взяла Марка за руку, ввела в дом. Курчавый шел сзади.

«Чего же ты не сказал, что пришел со станции? Я ведь думал, что ты из тех стервецов, что тут баловством занимаются», – говорил он.

Марк, теперь уже спокойнее, объяснил, кто он и зачем пришел.

«А в каком полку твои братья?» – спросил курчавый.

«Не знаю».

«Не легко будет найти их», – сказала женщина. «Армия большая, много в ней полков. Как твоя фамилия?»

«Суров. Марк Тимофеевич Суров».

На лице женщины появилась улыбка, ее позабавило, что этот малец назвал себя по имени и отчеству. Но улыбка была мгновенной, сразу же и исчезла.

«Постой, да ведь ты из тех. У нас двое Суровых, и оба Тимофеевичи», сказала она.

В длинном коридоре женщина открыла одну дверь. В свете керосиновой лампы, у круглого стола, сидел Корней. Он читал книгу. Свет с трудом достигал двери, и Корней не мог сразу рассмотреть, кто вошел.

«Кто?», – спросил он, щуря глаза.

«Это я, Марк».

Голос Марка дрожал, ему хотелось расплакаться.

Корней оказался рядом, сжал его плечи ладонями, толкал ближе к свету.

«Не трогай меня, у меня вошей дюже много», – сказал ему Марк.

Дальний угол комнаты тонул во тьме. Видна была койка и на ней смутные очертания человека. Корней проследил за взглядом Марка и лицо его потемнело.

«Тарас это. Нехорошо Тарасу», – тихо сказал он.

Из темного угла донесся совсем слабый, еле слышный голос:

«Невжель Марк? Или мне приснилось?»

Марк стоял и не знал, что сказать. Теперь он видел лицо Тараса – бледное, худое, покрытое испариной. На том месте, где следует быть ногам, пусто. Это было так страшно, что Марк впился ногтями в ладонь Корнея, дрожал.

«Тетка Вера жива ли?» – шелестело с кровати.

«Живая, здоровая…», – еле слышно шептал Марк, не в силах оторвать глаз от того места, где должны быть ноги Тараса, но где одеяло плотно прилегало к кровати.

«А отец? Надо поехать в степь, коня поискать».

Марк судорожно держался за Корнея.

«Что это он? Что он говорит?» – шептал он.

«Тарас опять в беспамятстве», – угрюмо, трудно ответил Корней.