– А мои песни? Вы забыли силу моих песен! – как-то истерично закричала птица Сирин и захлопала крыльями, приготовившись запеть.

– Помним, помним! – испуганно закричали все. – Конечно, помним, только не пой!

– Хватит! – Чернобог слегка повёл бровью. – Хватит спорить! Вы все получите задание, будете его выполнять и докладывать результаты.

Все в момент примолкли и стали ждать указаний. Чернобог умел управлять своим войском.

«А я, – подумал он, горько усмехаясь, – буду следить за тем, чтобы злые старания ваши, если они случатся, разрушались, так как наградил меня Род только силой разрушения и повелел этой силой сохранять равновесие в созданном им Мире. Тяжкий и неблагодарный труд. Но таково моё предназначение, Макошью завязанное, Родом одобренное».

Чернобог нахмурился, осуждая себя за эти мысли, и продолжил:

– А теперь выбирайте, чем вы займётесь.

И начали в Яви и даже в Прави происходить странные события, но о них сказ не сейчас. Чёрное и белое, добро и зло так и ходят рядом рука об руку – для равновесия.

Мы обескураженно молчали и обдумывали неожиданный поворот сказки. Да, скорее всего, в этом и заключена истина.

И вот снова настал долгожданный вечер с дымком от самовара, пыхтящего здесь же, во дворе. И неспешный чаёк с молодым медком, и разговоры-размышления на вечные темы. Дед Матвей, прихлёбывая из блюдца и аппетитно причмокивая, кидал в общую беседу незначащие фразы, явно ожидая, когда «общество попросит». И оно, конечно, попросило, хотя, может быть, без должного почтения.

– Ну-ка, дед, вдарь что-нибудь из мемуаров! – высказался Славка, внук деда Матвея, обязательный участник наших вечеров. За молодой бравадой явно виделся неподдельный интерес к дедовым историям. Дед прекрасно это понимал и не обиделся, хотя внука приструнил:

– Уж больно вы, молодые, скорые, да и почтения к старшим мало имеете. А вот посмотреть бы, как вы из этой истории смогли бы выйти…

– А дело было так, – наконец-то прозвучала долгожданная фраза, с которой всегда дед Матвей начинал рассказ.

Пошли как-то девки на болото за клюквой. Снег сошёл, и перезимовавшую под снегом ягоду уже хорошо было видно, издалека краснела. Та клюква, что перезимовала, очень ценилась в народе – кислинка в ней ослабевала, ягода становилась целебная и вкусная.

Парнишка за ними увязался, лет шести малец. Мать не пускала, а он выплакал-выпросил с сестрой пойти. Сестра не хотела сначала его брать, а потом пригрозила:

– Ладно, но только отстанешь в лесу, сразу получишь.

Пришли они на клюквенное место, ягоды собирают в кузова, девки поют, шутками-частушками перебрасываются. Звенел колокольчиком голос певуньи:

Откликалась ей другая:

– доносилось в ответ.

Перекликаются девки частушками, а парнишка ягодки в свой кузовок кидает, помалкивает, да сам по сторонам поглядывает. Хоть девки-то недалеко, слыхать их хорошо, а всё боязно как-то. Выбрал сухую кочку, передохнуть решил. Присел ненадолго. А потом, хоть солнышко ещё слабое, угрелся и придремал. Девки же заговорились, запелись, увлеклись ягодой, да и забыли про парнишку, ушли далеко. Набрали кузова, потянулись к дому. Только у деревни вспомнили:

– А Ванятка-то где?

Стали кликать, аукать – всё пустое.

– Да он, поди, уже дома! – на том и порешили.

Но мать у ворот встречает:

– А Ванятка где? – спрашивает.