– Да как же так?! – растерялся славный витязь, хлопая ресницами. – Крапивушке худо, как же я ее брошу?
– Ступай, так надо! Мужу не всякое нужно видеть. Да и ей так лучше будет.
– Ступай, Алешенька! – всхлипнула Крапива. – И помни про подругу… Лучшую!
– А-а-а-ааа! – простонал богатырь, схватившись за голову. Он вернул повитухе крест на порванном шнурке, пробормотал что-то маловразумительное – не то: «выбрось этих подруг из головы!», не то: «не бойся, все будет в порядке!» и выскочил за дверь.
– Сходи в корчму, выпей кружечку-другую! – крикнула ему вслед баба. – Полегчает!
Глава 2
Шалава, скрипя уцелевшими зубами, возбужденно ходил взад-вперед возле шатра. Оттуда доносились женские стоны, жалобы, плачущие всхлипы, ругательства, клятвы, что первые роды окажутся и последними… Главный советник, с жалостью глядя на своего повелителя, осмелился спросить:
– О, премудрый царь, может, откушаешь?
– В глотку нишего не полежет! – потряс кулаками сын Одихмантия.
– Тогда, может быть, немного бузы? – с надеждой допытывался приближенный.
– Бужы?! К шайтану… Хотя нет! Вот бужу – можно! Немного… Рашпорядиш!
Как нетрудно догадаться, понятие «немного» имеет обыкновение быть растяжимым… Особенно, когда у жены первые роды!
– Ты пей, Илья Иваныч, пей, благодетель… – ласковый голос Будилы будто ложился на теплую ноздреватую краюху хлеба слоем душистого медка. – Вот, как хорошо пошло-то! Уже пятую кружку осушил! А теперь еще, для четного числа… Уж у меня-то все в порядке, и напои – лучше не сыщешь!
Посетители одобрительно загудели: точно, напои добрые.
– Помни, потом обещал ко мне зайти! – крикнул Щемила, заглянув в дверь. – Богатырское слово крепче железа!
– Вон отсюда! – свирепо рыкнул Будила, запустив в конкурента первым, что подвернулось под руку. Этим «чем-то» оказался большой разливной ковш из липы. Деревянное изделие, гудя и завывая, пронеслось в воздухе и ударило второго кабатчика черпалом по лбу. Щемила, завыв от боли и ярости, схватил ковш, раскрутил и швырнул обратно в обидчика. Сильно, но немного неточно.
Черпало, встретив на пути кудлатую голову Муромца, с жалобным треском развалилось надвое. Илья от неожиданности чуть не подавился хмельным медком из шестой по счету кружки, которую успел поднести ему угодливый кабатчик. Закашлялся, облившись, а потом яростно засопел, мгновенно придя в ярость (как это часто бывает с малопьющими).
– Что ж ты делаешь, ирод! Черпак-то совсем новый был! – завопил Будила. – Ну-ка, Илюшенька, сокол наш, покажи ему, где раки зимуют!
Дважды просить Муромца не пришлось. В таком-то состоянии… Вскочил богатырь, с грохотом опрокинув табурет и стол, зарычал не то медведем, не то сказочным Змеем Горынычем, и бросился к обидчику, потрясая пудовыми кулаками. Не обращая внимания ни на его жалобные вопли: «Нечаянно я, вот крест святой!», ни на крики и стоны односельчан, тем самым столом придавленных…
На счастье Щемилы, он умел быстро бегать. Илья долго гонялся за ним вокруг корчмы, затем – по улице и лугу, но лишь выдохся. До кипевшего благородным негодованием рассудка постепенно дошло, что обидчик останется безнаказанным. И от этого пьяному Илье стало совсем паскудно…
Но он почти сразу утешил себя мыслью: корчма-то Щемилы бегать не может!
Богатыря Поповича в Киеве любили и уважали. Поэтому, едва лишь вышел он со двора, кабатчики принялись наперебой зазывать к себе. К ним хором присоединялся народ, под стук кружек и чарок. А уж когда узнали, по какой причине прославленный герой имеет бледное лицо и растерянный вид… Каждый посчитал святым долгом утешить героя, внушая ему, что бабы рожали с самого сотворения мира, и род людской до сих пор не пресекся. Посему – нечего терзать душу, лучше выпить, среди хороших-то людей, да под добрую закусь…