Двое подростков примерно одного возраста в ужасе взирали на меня, одинаково зажав ладошками рты.

– Деда! – сообразила позвать на помощь девочка.

Умничка! Я всегда считала, что женщина первична!

Пришел деда, и тут уж события закрутились цветным калейдоскопом.

Вокруг меня вдоволь попрыгало все население деревни. Заглянули в лицо, пощупали волосы… Наверное, обязательно залезли бы в сумочку, но – вот незадача! – у меня ее не было. У меня вообще ничего не было, кроме меня. Даже сознания…

«Скорая помощь» прибыла достаточно оперативно. Всего-то за три часа.

Относительно быстро.

И помереть не успеешь в ожидании! Так, немного окочуришься, но еще почти не остынешь… учитывая южный климат и жаркое солнце.

Не прошло и половины дня, как я оказалась в больнице, а мое видео, снятое на мобильную камеру, на YouTube. Верно народ шутит: если будет второе пришествие, то первое мы уже там увидим в записи!

Итак, та-да-да-дам! Я в больнице, в палате интенсивной терапии, изображаю полную амнезию и незнание всех языков мира, кроме жестов – и то примитивных.

Мне тут же наставили целую кучу диагнозов и две капельницы. С витаминами. Потому что никто не хотел рисковать. Видимо, решили: если уж я и отброшу больничные носки, то со своей помощью и всяко без их участия.

Нет, поначалу меня по долгу службы попытались допросить:

– Parlez-vous français?[2]

Данный запрос я проигнорировала хлопаньем ресниц.

Затем меня озадачили:

– Habla Usted espanol?[3] – И… – Buon viaggio!

Последнее порадовало особо. На итальянском означает – «Счастливого пути!» Надо бы уточнить, куда именно!

Но почему-то никто – никто! – не догадался спросить, способна ли я общаться на греческом языке. Или хотя бы на английском. Видимо, моя внешность у них ассоциировалась исключительно с Испанией или Италией, ну или на крайний случай – Францией. Почему не с Зимбабве?

Наконец пришел важный пожилой профессор и долго щупал мой пульс на коленке и заглядывал мне в декольте больничной рубашки.

Когда мне все окончательно надоело, я поинтересовалась:

– Могу я видеть американского консула? – На английском языке.

Профессор подпрыгнул на стуле и проверил мою нервную реакцию, хлопнув по болевой точке чуть ниже колена. И мы с ним вместе немного подергали конечностями…

М-дя-а-а, для почтенного профа оказалось полной неожиданностью, что женщины, оказывается, даже могут говорить! К тому же по-английски!

– Вы кто? – строго спросил он меня, рассматривая выдающуюся вперед грудь через толстые стекла очков.

– Джул Смит, – честно ответила я, сползая вниз и пытаясь встретиться с ним взглядом.

– Ага, – задумался профессор.

Естественно! Среди его пособий до сего дня не было ни одной говорящей Джул Смит.

– Откуда вы? – созрел следующий вопрос.

– Нью-Йорк, Большое Яблоко, – еще честнее поведала я, натягивая простыню до шеи и открывая ноги.

Профессор заинтересовался новыми перспективами, но все же спросил:

– Вы голодны? Яблок нет, но что-то все же есть… наверное.

– Консул? – тут же ввернула я, направляя его раздумья от ног к голове, причем – исключительно его!

– Это можно есть? – озадачилось местное светило.

– ЭТО можно слушать, – заверила его я. – Долго и нудно. Позовите, а?

– Ко-ого? – Профессор упорно изучал мои нижние конечности, словно новое захватывающее пособие.

– Консула! – рявкнула я. – Хочу видеть, слышать и обонять американского консула!!!

– Аг-га, – покивал специалист, мотыляя пушистой головой-одуванчиком с лысиной посредине. – Налицо агрессия и стресс!

– На лице у меня – жажда убийства! – завопила я еще громче. – Если мне не предоставят консула, я всю оставшуюся жизнь буду здесь жить и вопить!