А еще есть их золотой ребенок – Гарет. Невротичный Гарет. Тот, кто идет по стезе обоих наших родителей, – это Гарет. Образцовый, изучающий право и занимающийся благотворительностью – тоже Гарет. Определенно, именно на такого ребенка они надеялись, когда зажигали фимиам во время зачатия. Он не только похож на них внешне, но и своим существованием дарит радость родительства.

Я точно не такой ребенок. И причина проста.

Когда-то давно я жаждал заглянуть под шкуру животных. И людей тоже, но доступ у меня был только к животным. Сначала собирался порезать ножницами нашего толстого кота Сноу, но мама плакала, когда он заболел, и я не стал его трогать.

Как только удалось вскрыть несколько мышей, которых я поймал на помойке, то прибежал домой и принес их маме, очень радуясь, что наконец-то увидел, что скрывается за их красными глазами.

Она чуть не потеряла сознание.

В силу своего семилетнего возраста я не совсем понимал ее реакцию.

Она должна была гордиться мной. Когда совершенно ленивый Сноу принес ей насекомых, то мама похвалила его.

– Потому что кровь пролилась по всему дому? Не волнуйся, мама. Горничная все уберет, – так естественно говорил ребенок, когда она плакала в объятиях отца.

Я никогда не забуду, как они смотрели на меня тогда – мама с ужасом. А папа нахмурил брови, поджал губы и… я думаю, испытывал боль.

Казалось, будто они оплакивают смерть своего второго ребенка.

После случившегося и вплоть до подросткового возраста я проходил всевозможные тесты, посещал психологов и так далее.

Они налепили на меня ярлык – тяжелая форма антисоциального расстройства личности, «отклонения» в миндалевидном теле и других неврологических областях, проявления нарциссизма, макиавеллизма и еще хрен знает чего – и отправили домой с рекомендациями по лечению.

Слава богу, тогда мне удалось пережить эту ограниченную свободу и приспособиться к их «лечению», к общественным требованиям и стать в итоге тем, кем я являюсь сейчас.

Полностью собран, принят обществом, почитаем – и мама больше не плачет из-за меня.

На самом деле я уже разговаривал с ней по телефону. Она сказала, что любит меня, на что я ответил, что люблю ее еще больше, и наверняка она с радостной улыбкой положила трубку.

Если вы даете людям желаемое, вы им нравитесь, они вас даже обожают.

Все, что вам нужно делать, – это соответствовать стандартам, немного превышая норму, и подавлять свою истинную сущность.

Хотя бы днем.

А вот ночь – это особая область.

Я обвожу взглядом первый этаж особняка, вглядываясь в толпу пьяных студентов, вдыхающих кокаин и тщетно прожигающих жизнь. Их прыганье под громкую музыку ничем не отличается от кривляния обезьян, которые под кайфом.

Я нахожусь на этой вечеринке уже целых десять минут и до сих пор не нашел чего-то, достойного моего внимания.

А вечеринка, между прочим, в моем особняке.

Ну, я живу вместе с братом, кузеном и Джереми, и это все благодаря нашему лидерскому положению в Язычниках – и количеству денег, которые наши отцы вкачивают в жизнь этого колледжа.

На самом деле он принадлежит нам. Каждая его составляющая и каждый человек в нем.

Возможно, площадь особняка и огромна, и комнат в нем достаточно, чтобы открыть бордель, но иногда кажется, что дом такой маленький.

Как и весь мир.

В мою спину врезается тело, а татуированная рука с черепами и воронами обхватывает плечи, когда на меня обрушивается смрад алкоголя.

Николай.

– Эй, Киллер!

Я хватаю руку кузена и сбрасываю ее, не скрывая своего раздражения на столь отвратительное прикосновение.

Он встает рядом, прислоняется к стене, находящейся за баром, но скрытой от посторонних глаз.