– Семь лет. Почти что восемь. Саша был тогда совсем крохотный, – ответила соседка.

– А как вы познакомились с ней?

– С Леночкой? – переспросила Зина, и вновь накатившее волнение помешало гладкому изложению событий. – Я только приехала в этот город… стояла с чемоданами… В общежитие устроиться было нельзя… нужна справка с места работы. А на работу не брали без прописки… Сами понимаете, замкнутый круг… И тут Леночка… Она была так необыкновенно добра… Пожалела меня… Пустила к себе пожить… И помогла с работой…

– Так просто, без прописки? – совершенно не к месту усмехнулся я.

Монашка отчаянно покраснела.

– Н-нет… Она… Она…

– Вот так просто прописала у себя первую встречную?

– Зачем?.. Зачем вы так? У меня не было никаких дурных мыслей. И вы совсем не знали Леночку. Она… Она могла поделиться последним…

Зина отвернулась к комоду, выдвинула нижний ящик. Я видел в висящем на стене зеркале ее лицо. Девушка из последних сил пыталась удержать слезы.

– Я немножко рисую, – вымолвила она стыдливо. – И как-то сделала Леночкин портрет. Я считала ее самой близкой подругой…

Любительский портрет на обычной белой картонке был выполнен цветными мелками. Может, рисуя, Зина польстила своей подруге, но и без этого становилось ясно, что Лена Стрелкова была живым воплощением молодости и жизнелюбия. Она смеется, запрокинув голову. И складывается ощущение, что трепещут ее белокурые, рассыпавшиеся по плечам волосы, задорным блеском лучатся поразительно голубые глаза и даже вздергивается аккуратный любопытный носик.

Кажется нелепым, что эта красивая молодая женщина жила в такой халупе – однокомнатной, перегороженной лишь фанерой, и диким то, что она умерла…

– Она была больше чем привлекательна, – произнес я. – Я не поверю, что у нее не было любовника…

Наблюдаю за девушкой. Она болезненно закусывает губы, краска смущения ударяет ей в лицо.

– Почему вы все, мужчины, так говорите?! Готовы представить каждую женщину…

– Это всего-навсего жизнь. Если хотите, физиология. И никакого греха в этом нет. Разве забыли, «и благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь»?

Она тряслась всем своим щуплым тельцем.

– Нет! Если бы так… Но ведь вы… Ведь вы сами ищете в людях, наоборот, самое постыдное, гнусное, низменное… То, что называется блудом и пороком! Конечно, у Леночки могло быть много мужчин, и будь она другой, давно бы жила со своей красотой в каком-нибудь из тех особняков! Но у Леночки была чистая душа! Она любила своего сына и всего одного мужчину!

– Который был отцом ее ребенка?

– Да!

– С которым она сбежала от своей матери?

– Да!

– Но который потом сбился с пути истинного и стал вором и уголовником? – окончил я на полтона ниже.

Жалко исказилось рябоватое птичье личико.

– Нет… Неправда… Этот человек давно умер… Они даже не успели пожениться…

– А сын?

– Саша?.. Саша родился позже. Леночка так назвала его в память об отце…

– И тем не менее я предпочел бы услышать эту историю со всеми подробностями, – заявил я официальным тоном.

Первой реакцией Зины был привычный, столь ожидаемый мною испуг, но в следующий момент ее косящие глаза приобрели мечтательное выражение, способное вызвать у натур более чувствительных, нежели я, приступ слащавого умиления и жалости.

– Я немножко пишу, – в очередной раз отважилась признаться девушка. – И запоминала все Леночкины истории. Не знаю, как бы отнеслась она, но потом я записывала их. Может, мне повезет и я издам это произведение в серии «Любовный роман»…

Суетливое метание в четырех стенах, шум выдвигаемых ящиков, шорох перекладываемых бумаг – и Зина протягивает мне толстенную амбарную книгу с искусно выполненным заголовком: «Истинные чувства». Я принимаю рукопись, обещаю непременно вернуть по прочтении и погружаюсь в уныние, предчувствуя скорую пытку.