Вот тут-то я и понял, что смерть пришла за мной. Нет, я не поддался секундному порыву, не побежал кидаться под поезд. До моего сведения просто довели, что жребий брошен. Я должен перейти черту. Надо только выбрать время и место. Меня никто не торопил, меня вовсе не одолевали какие-нибудь болезненные, мазохистские желания, и моей целью не было положить конец страданиям, как бы велики они ни были. Меня непреодолимо влекло туда, за черту, я странным образом чувствовал, что мое место там и туда рвется моя душа. А земная жизнь – это так, недоразумение. Здесь я все делаю шиворот-навыворот, и Одри послана мне, чтобы я познал невыносимую боль и наконец-то посмотрел судьбе прямо в глаза.

Место нашептала мне память, оно не случайно сохранилось в одном из ее закоулков. Одри как-то раз забыла у меня журнал, и я прочел там любопытную статью. Фамилию автора не помню: Дубровский, не Дубровский… Он излагает свою теорию о праве на самоубийство. Человек волен от него отказаться, но если уж не отказался, то кончай с жизнью красиво. Он описывает место, как нельзя лучше подходящее для этой цели. Эйфелева башня, пишет он, хорошо охраняется, но одна достижимая точка там все-таки есть. Надо подняться в «Жюль Верн», роскошный ресторан на третьем этаже, войти в женский туалет и толкнуть маленькую дверь слева от раковины. На двери написано «Служебное помещение», и она ведет в маленькую комнату, где хранятся лампы и детали для светящихся реклам. Окно в комнате не зарешечено и выходит прямо на крышу. Я вспомнил все эти детали так четко, словно прочел статью сегодня утром. Умереть на Эйфелевой башне… В этом есть что-то грандиозное. Это будет реванш за всю неудавшуюся жизнь.

Еще шаг…

Надо пройти еще чуть-чуть вперед, чтобы внизу не торчали никакие металлические конструкции.

У меня никого и ничего больше не осталось: ни друзей, ни родственников, ни радостей… Ничего, что могло бы заставить меня пожалеть… Я был готов душой и телом…

Последний шаг…

Ну вот… Место то самое… Надо собраться… Воздух здесь какой-то… сладкий, просто божественный нектар. Я был совершенно один, и сознание начало меня покидать… Глубокий вдох… И пошел потихоньку направо, к краю пропасти. Даже если не смотреть вниз, ее присутствие, ее красоту можно почувствовать…

Я нахожусь на высоте лебедки лифта «Жюля Верна». Вот она, передо мной, нас разделяют три метра небытия. Отсюда мне виден только кусочек крыши с желобом для кабеля. А дальше – пустота… Пустота… Окна ресторана выходят на другую сторону. Никто меня не видит. Из ресторанного зала не доносится ни единого звука. Только тихо бормочет внизу ночной город. Его огни переливаются, манят, завораживают… и теплый, пьянящий воздух обволакивает меня несказанным счастьем… Я больше не ощущаю своего тела, в голове никаких мыслей… Я уже не я. Я погрузился в пространство, в жизнь, в смерть… Я больше не существую, я неразличим… Я полностью слился с жизнью, я…

Рядом кашлянули…

Это мигом вернуло меня к действительности, как щелканье пальцев гипнотизера выводит пациента из транса.

Справа от меня, у самого бортика крыши, стоял человек и смотрел мне прямо в глаза. На вид ему было лет шестьдесят… В волосах седина, темный костюм… Взгляд его, в свете огней башни, казалось, шел ниоткуда. Всю жизнь буду помнить этот серо-стальной взгляд, от которого кровь холодела в жилах.

Во мне перемешались два чувства: удивление и гнев. Я же принял столько предосторожностей, чтобы меня никто не увидел, и был абсолютно уверен, что за мной не следят! А получилось, как в скверном фильме, когда в нужный момент вдруг появляется спаситель и предотвращает самоубийство.