– Год.

Надо взять себя в руки и собраться. Я попытался сосредоточиться, разглядывая часы и изо всех сил изображая интерес. Быстрым жестом набросив их на руку, я дал понять, что привык носить роскошные вещи. Стараясь сохранить тот же темп, я попробовал застегнуть браслет. Не тут-то было: металлический браслет с двойным замочком заело. Пришлось завернуть одно из звеньев внутрь. Ничего не вышло, и я поставил его в прежнее положение, попробовав другой маневр: как следует нажал на него, изобразив при этом на лице почтение и осторожность. Его заело еще сильнее.

– Замочек открывается по-другому, – сказала она, словно это само собой разумелось. – Вы позволите?

Стыд захлестнул меня, голова уже просто пылала огнем. Я испугался, что капли пота упадут на шикарный бархатный прилавок, и сделал шаг назад, чтобы это унижение меня не настигло.

Я протянул продавщице руку, как арестованный полицейскому, который собирается надеть на него наручники. Она застегнула ремешок с необычайной легкостью, и мне стало еще больше не по себе.

Я сделал вид, что любуюсь дорогой вещью, и вертел рукой во все стороны, разглядывая часы под разным углом зрения.

– А сколько они стоят? – спросил я, напустив на себя по возможности равнодушный вид, словно задал ничего не значащий вопрос.

– Три тысячи двести семьдесят евро.

В ее голосе и взгляде мне почудилось некоторое удовлетворение. Наверное, такое чувство испытывает экзаменатор, объявляя вам, что вы завалили экзамен по вождению. Три тысячи двести семьдесят евро… За кварцевые часы со стальным корпусом и каучуковым ремешком! Меня так и подмывало спросить, чем они отличаются от «Келтона» за тридцать евро. Дюбре, несомненно, оценил бы такой вопрос, но у меня не хватило храбрости. Пока не хватило. Занятно, но эта неимоверная цена меня вдруг словно подхлестнула, избавив от гнета смущения, хотя магия роскоши и повергла меня в полуобморочное состояние.

– Пропустим эту модель, – заявил я, снимая с руки часы. – Я бы хотел взглянуть вон на ту.

– Французский «Танк» дизайна тысяча девятьсот семнадцатого года, механизм с автоматическим заводом калибра Картье сто двадцать.

Я надел их и принялся рассматривать:

– Недурно.

Приняв озабоченный вид колеблющегося покупателя, я прикидывал в уме: итак, я посмотрел две модели. Интересно, сколько еще надо? Я уже начал слегка расслабляться, и тут в ухе зазвенел голос Дюбре, на этот раз не такой настойчивый:

– Скажи ей, что эти не годятся, и попроси показать модели с золотым корпусом!

– Я бы хотел посмотреть еще вон те, – сказал я, не обращая внимания на голос в наушнике.

Номер три.

– Скажи ей, что эти тоже…

Чтобы перекрыть голос Дюбре, мне пришлось закашляться. Как я буду выглядеть, если она услышит? Внезапно меня пронзила мысль: а что, если она примет меня за взломщика? Может, камеры слежения уже засекли звуки в моем наушнике. Мне стало нечем дышать. Надо поскорее кончать с этим делом.

– Я нахожусь в сомнении. А нельзя ли взглянуть на модели с золотым корпусом? – выдавил я в страхе, что мне не поверят.

Продавщица быстро привела в порядок витрину:

– Следуйте за мной, пожалуйста.

У меня возникло неприятное чувство, что она обслуживает меня машинально, следуя накатанному профессиональному сценарию. Наверное, она решила, что зря теряет со мной время. Я пошел за ней, потихоньку оглядываясь по сторонам. Мои глаза встретились со взглядом парня в темном костюме, который открыл передо мной дверь. Несомненно, это был охранник в штатском. Похоже, он разглядывал меня с любопытством.

Мы вошли в следующее помещение, более просторное. Словно ниоткуда возникли несколько клиентов, вовсе не походивших на праздношатающихся прохожих с улицы. Продавцы двигались как молчаливые призраки, блюдя торжественную тишину.