– Месье? – обратилась ко мне продавщица своим пронзительным голосом.

– Багет, пожалуйста.

Голос мой звучал глухо, в горле пересохло.

– И один багет для месье!

– Евро десять, – сказала кассирша.

Она слегка пришепетывала и брызгала слюной, когда говорила, но никто не пытался оградить от брызг свой хлеб.

– Мадам?

Продавщица уже обращалась к следующему клиенту.

– Хлебец с шоколадом.

– И хлебец с шоколадом для мадам!

– Прошу прощения, а нельзя ли мне не такой черствый? – выдавил я из себя.

– Евро двадцать для мадам!

– Пожалуйста, – сказала продавщица, протянув мне другой багет. – Мадемуазель, что для вас?

– Хлеб для гренок, без корочки, пожалуйста.

– Извините, но я хотел бы хлеб с отрубями.

Мой голос заглушала хлеборезка. Продавщица меня не услышала.

– Без корочки для мадемуазель!

– Евро двадцать пять.

– Мадам?

– Нет уж, извините, – снова начал я, – я бы хотел наконец получить хлеб с отрубями.

– И хлеб с отрубями для месье, кроме багета!

– Итого три евро пятнадцать, – произнесла кассирша с фонтаном брызг.

– Молодой человек, что для вас?

– Нет, я хочу хлеб с отрубями вместо багета, а не вместе с багетом.

– Два хлебца, – сказал молодой человек.

– Два евро пять для месье и два евро десять для молодого человека.

– Для вас, мадам?

Мне стало совсем плохо. Мужества продолжать эту комедию не было. Я бросил быстрый взгляд на автомобиль. Шофер стоял со скрещенными на груди руками и не сводил с меня глаз.

– Половинку хорошо пропеченного багета, – сказала пожилая дама.

– Извините, – обратился я к продавщице. – Я передумал. Я тоже хочу половинку багета.

– Месье сам не знает, чего хочет, – визгливо сказала продавщица, протягивая вторую половинку багета, разрезанного для старушки.

Мне стало жарко. Я начал задыхаться.

– Шестьдесят сантимов для мадам, и столько же для месье.

– Мадам?

– Я еще думаю, – заявила молодая дама, с явным вожделением глядя на пирожное.

Наверное, подсчитывала калории.

– У вас опять что-то не так, месье? – с подозрением обратилась ко мне продавщица.

– Послушайте, я правда сожалею… я знаю, что надоедаю вам… но… мне хлебец. Думаю, этот мне как раз подойдет. Точно! Хлеб без корочки! Стоп! Не надо! Я решил…

– Ну? – У нее изменился голос, она явно была на грани нервного срыва.

Она посмотрела на меня с нескрываемым вызовом. Обернуться я не решался, но мне казалось, что люди в скопившейся за мной очереди готовы вцепиться мне в горло и выбросить на улицу.

Продавщица вздохнула и повернулась к прилавку, чтобы взять хлеб без корочки.

– Мне… ничего не надо. Благодарю… мне очень жаль… спасибо…

Я отвернулся и прошел мимо очереди, опустив голову и ни на кого не глядя. За дверь я выскочил бегом, как вор.

Шофер поджидал меня, открыв дверцу, словно я был какой-нибудь министр, а я чувствовал себя как пристыженный мальчишка, которого застигли за кражей леденца с прилавка. В «мерседес» я забрался весь в поту.

– Ты красный, как англичанин после часа, проведенного на пляже на Лазурном Берегу, – сказал Дюбре.

Он явно забавлялся.

– Ничего смешного. Правда, ничего смешного.

– Ну вот видишь, у тебя получилось.

Я ничего не ответил. Машина тронулась с места.

– Может, для первого раза я и потребовал слишком многого, – сказал Дюбре, – но обещаю, что через несколько недель ты с этим справишься шутя.

– Но мне этого вовсе не надо! Не желаю становиться занудой! Я сам не выношу зануд! Меня ужасают приставалы, которые всех ставят на уши. Мне вовсе не улыбается на них походить!

– Тебе совсем не обязательно становиться занудой. Я не призываю тебя бросаться из крайности в крайность. Я просто хочу, чтобы ты научился добиваться своего, хотя и ценой некоторого беспорядка. Однако кто может больше, тот может и меньше. Мне надо заставить тебя делать чуть больше, чем нужно, чтобы в дальнейшем ты с успехом мог требовать простых и естественных вещей.