. Человек, обретающий свое «я» в зове, исходящем от «Ты», обретет в опыте блаженства также опыт своей включенности в некое сообщество, дабы зов был обращен к нему не случайно, но так, чтобы то, ради чего зов окликает, было для человека существенно. Так формируется основанное в своей изначальности «мы». В этом «мы» реализуются взаимные обязательства личностей, некое необходимое «рядом-друг-с-другом», причем реализуется не как тягота или принуждение, но как радостная свобода, как призыв к самым высоким обязательствам. «Мы» удерживает окликаемое «ты» и обретающее себя «я» в равновесии, очищает связь между «я» и «ты» от всего случайного. Христианская антропология – вновь обращаясь к положению о подобии человека Богу – по праву может говорить о таком соединении, в котором внешнему вмешательству отводится место простой случайности. Здесь также открывается возможность постижения триединой действительности Божией. То, что определяет человека, как личность – присущая ему свобода, равно как и необходимая приверженность обязательствам, – не может быть отброшено не должно быть отброшено как бессмыслица в разговоре по аналогии о внутрибожественных отношениях. Здесь отражается нечто{91} для Бога существенное, нечто такое, что ведет к более глубокому постижению изречения Иоанна «Бог есть любовь».

И наконец, в-третьих, человек сохраняет в себе свою недоступную сердцевину, которая подразумевает свободу и, вместе с тем, подчиненность обязательствам, о чем свидетельствует его совесть. Человек доказывает на деле, что он может совершать поступки и должен совершать их ответственно – и здесь неявно содержится измерение отречения и вины в смысле личного отречения, – и что он принимает время как несущее в себе будущее, поскольку для него будущее – не слепая судьба, но такое время, которое в своем существенном определении отдано в его собственные руки. И это сопряжено с ответственностью и делает возможным отречение от соучастия в творении (например в отношении экологического кризиса).

Конец ознакомительного фрагмента.