– Здравствуйте, – сипло произнесла она, отрываясь от компьютера.

Её – будущий кабинет Германа – был выполнен в идентичных цветах, что и кабинет директора. Ничего нового, ничего более привлекательного, разве что на стенах дипломы, принадлежащие лично Тамаре Олеговне, а в шкафах психологические методики разного спектра действия.

– Здравствуйте, Тамарочка, – чуть повеселел Альберт Рудольфович, складывая руки вместе, – я к вам нового психолога привёл, – говорил он это с отчаянной надеждой на то, что новый психолог задержится на подольше, – побеседуете? Герман Павлович изъявил желание остаться с нами.

Тамарочка подняла свои заплывшие от наваждения глаза.

– Правда?

– Правда-правда. – Альберт Рудольфович положил руку на спину Германа, заставляя того лишь бросить взгляд.

Быстро директор переобулся из состояния «мы летим вниз» к состоянию «у нас есть возможность снова взмыть в небо». Действительно порадовал ответ Германа? Или он боялся перед своими показать минутную слабость? Всем и так досталось, хоть кто-то должен дать надлежащий пример, вот и ведёт себя… как самая крупная планета.

– Поговорю, конечно, – без радости ответила Тамарочка. – Приятно познакомится, Герман.

– И мне.

– Тогда я вас оставляю! Герман Павлович, где меня искать, вы знаете. Номер ваш у меня есть, оставьте его и Тамарочке тоже. Здесь, я думаю, вы и сами разберётесь.

– А куда мы денемся. – Герман поддержал его настрой, а потом глянул на коллегу.

На товарища по несчастью, с которым он остался один на один в просторном, но медленно сжимающем кабинете, всасывающим в себя как чёрная дыра. Это состояние Тамарочки. На её лице запечатлено истощение прошедшего школьного полугодия, в её глазах боль и разочарование, подавленность и беспомощность.

Она рассчитывала, что самой её большой проблемой будет ЕГЭ для одиннадцатиклассников, их нервозность и тревожность. До суицидов не все доходят, не в каждой школе, не каждый год, все выдерживают, переживают, и Тамарочка на это рассчитывала, что будет переживать и выдерживать вместе с ними год за годом, но не сложилось. Ситуация поменялась, и теперь ей надо что-то думать о том, почему ученики её школы один за другим, стабильно раз в месяц уходят из жизни. Или ей больше нужно думать о том, что говорят родители ещё живых учеников, как обвиняют педсостав, некомпетентного психолога, который не увидел проблему, не помог? Толку от него раз он в полгода проводит тестики на компьютере? Что с этих тестиков взять, если дети умирают?

Тамарочка теперь тоже так думала.

– Что ж, Герман… Я на «ты», на «вы» нет сил, не против?

– Не против. Что расскажете?

– Присаживайся. – Она указала нежным движением на стул около тёмного стола.

Многих так к себе уже приглашала, уже выработала привычку. Эта нежность была и в её потухшем голосе, который звёзд не видел, от которых он не разгорался, даже если те блеснули. Угасла. Потеряла себя. Поэтому и решила уйти, освободить место, а занимать его никто не стремился, представляя себе то, из чего может состоять «место ментальной инвалидизации».

– У нас есть программа, куда занесены все ученики, здесь же есть их электронные дневники, наши дневники, доступ к которым можем получить только мы с тобой, а потом и только ты сам будешь. Тут можно записывать все наблюдения, замечания касательно учеников. – Прозвенел звонок и через пару секунд из коридора донеслись десятки торопливых шагов. – Большинство тестов ученики проходят в классе информатики, там им открывают тесты, они выбирают ответы, а мы потом получаем результаты. Если что-то нас будет волновать, мы уже можем обратиться непосредственно к ребёнку.