Слова Ильи Савельевича произвели на меня большое впечатление: верить в бога, чтобы иметь кому излить душу, свои сокровенные мысли, – это было просто, убедительно и сулило утешение.

– Вы читали Библию? – спросил я.

– Когда-то, на заре юности, – улыбнулся Илья Савельевич. – А что?

– В ней почему-то одно и то же в разных местах объясняется по-разному.

– Возможно, возможно… – Он посмотрел на меня удивленно и продолжал: – Писал-то ее не сам бог, а люди. Они могли и ошибиться и напутать. Но ты должен понимать, что это произошло не потому, что столетия назад люди задумали тебя обмануть или запутать.

– А почему бог такой жестокий? – спросил я.

– А ты хотел бы, чтобы он был добрый и щедрый, как дед-мороз? – пошутил Илья Савельевич. – Он все же высший наш судья. И хватит об этом – давай заниматься.

Итак, верить, чтобы не быть одиноким, чтобы было кому излить душу. Это мне нравилось. Но как бог может быть мне судьей, если я не слышу его голоса? А ведь отец Кристиан сказал, что бог есть и во мне, значит, я должен прислушиваться к собственному голосу?

Так начиналась моя вера в бога, который живет во мне самом. И это было началом воспитания в себе некоего возвышенного контроля и болезненного обострения совести. Каждая молитва стала для меня способом обращения к самому себе, к своей совести. Когда все остальные ребята твердили назначенные молитвы, я произносил про себя молитвы свои, собственные, сочиняемые иногда тут же, в момент моления. И мой духовник отец Кристиан, конечно, заметил это.