В прежние времена к священным книгам относились с гораздо большим почтением. Каждый народ в древности считал священное писание своим главным национальным сокровищем. Записывали его на папирусе лучшего качества или дорогом пергаменте, а то и вовсе на листах чистого золота. Текст снабжали изящными миниатюрами и затейливыми буквицами, прошивали привезенными из далеких стран шелковыми нитями, одевали в драгоценные переплеты, украшенные изумрудами и яхонтами[22].
Библия сообщает, что древние евреи хранили текст Завета в специальном золотом ковчеге, снабженном каким-то таинственным устройством, поражавшим всех, кто приближался к нему с дурными намерениями. Ковчег с Заветом переносили четыре носильщика – использовать для его транспортировки повозку или животных было запрещено. Евреи верили, что священный текст способен творить настоящие чудеса и обеспечивает победу над врагами, и потому нередко несли с собой ковчег Завета, направляясь на битву.
В мирное время священные тексты хранились в храмах под присмотром специально приставленных к ним жрецов, которые обеспечивали их сохранность, а когда они ветшали – переписывали с еще большим великолепием. Жрецы также занимались кодификацией, то есть присоединяли к прежним вновь появляющиеся свидетельства откровений и составляли из них кодексы священных книг. В древнем Израиле в период его расцвета оригинал кодекса хранился в Храме, который был у евреев только один – в Иерусалиме.
Однако знание, погребенное в золотом ковчеге, перестает быть знанием. Информация становится знанием только тогда, когда овладевает умами и душами многих людей. Поэтому в обязанности жрецов входило не только хранение, но и распространение Знания. Это тоже было их обязанностью, и народ с них требовал ее исполнения. Как они это делали? Двумя путями.
Во-первых, существовал институт переписчиков, которым доверялось снимать копии со священных текстов. Заказчиками копий выступали представители администрации, чиновники и просто люди, способные заплатить за труд переписчика (а стоил он недешево). Кто победнее – довольствовался избранными фрагментами текстов.
А для остальных существовал другой институт – проповедников, то есть людей, читавших и толковавших священные тексты перед публикой.
Скажем, те же евреи в священный день шабат не имели права ничем другим заниматься, кроме как собираться в здании публичных собраний (синагоге) и слушать чтение и толкование священных текстов, беседовать об услышанном, обсуждать, высказывать свое мнение, делать выводы. Проповедником мог быть любой из присутствующих, кто умел читать и толковать Писание. Существовали также бродячие проповедники, для которых это было своего рода профессией; они ходили по городам и весям и выступали в синагогах. Для древних евреев бродячие проповедники были аналогами наших поп-звезд: послушать их сбегалось все население, но если они говорили плохо или говорили вздор – могли и побить. Потому что публика и сама была весьма искушена в писании.
А теперь давайте прикинем: стали бы тратить наши предки, люди достаточно практичные и не склонные к расточительству, столько труда, времени и средств на хранение, переписывание и распространение свидетельских показаний древних пророков о случившихся с ними откровениях, если бы в этом не было никакого смысла и пользы?
Оценить степень их практичности можно хотя бы на следующих примерах. В старинных книгах по домоводству рекомендовалось закрывать банки с вареньем листами пергамента. И нередко для этого использовались страницы пергаментных книг. Которые, надо думать, ценились меньше, чем варенье. В еще более раннюю эпоху, в средневековье, был в ходу обычай использовать дорогие пергаментные листы дважды, а то и больше – для этого с листов старых пергаментных книг соскабливали написанное, с тем чтобы поверх стертого текста можно было написать новый. Таким способом «обработанные» книги ученые называют палимпсестами (греч. παλίμψηστον, от πάλιν – «опять» и ψηστός – «соскобленный»), А русская поговорка отражает по-крестьянски практичное отношение к предмету культа – иконе: «Годится – молиться, а не годится – горшки прикрывать».