Но я с подозрением отношусь к ностальгии и тоске по утраченным иллюзиям. Я слишком долго прожила в мире грез. Чтобы приблизиться к правде, необходимо работать с метафорами наших дней, которые по большей части основаны на технологии. Сегодня искусственный интеллект и информационные технологии стали сферами, где ведутся споры, раньше считавшиеся вотчиной философов и теологов: о разуме и его отношении к телу, о существовании свободы воли, о возможности бессмертия. Это старые вопросы, и хотя они скрываются под разными масками и именами, они снова и снова всплывают в разговорах о цифровых технологиях – так же, как стертые метафоры по-прежнему ухитряются проникнуть в современную речь. Все «вечные проблемы» обернулись инженерными задачами.

Щенок появился в моей жизни как раз тогда, когда она была довольно одинокой. Той весной мой муж находился в разъездах чаще, чем обычно, и бо́льшую часть времени я проводила дома одна – не считая занятий, которые вела в университете. Иногда единственные слова, которые я произносила за весь день, были обращены к щенку: поначалу это были стандартные голосовые команды, но постепенно они обратились в ничего не значащую антропоморфизирующую болтовню, типичную для владельцев собак. «Куда это мы смотрим?» – спрашивала я, увидев, что щенок уставился в окно. «Ну чего же ты хочешь?» – ворковала я, пока он тявкал у моих ног, пытаясь отвлечь меня от компьютера. Раньше я высмеивала своих друзей за то, что они обращались со своими питомцами подобным образом – будто те их понимают. Но Айбо был оборудован программным обеспечением для распознавания речи и мог различать более ста слов; разве это не означает «понимать»?

Трудно объяснить, почему я решила попросить у Sony щенка. Я не из тех людей, что скупают все новейшие гаджеты, да и к живым, биологическим, собакам питаю неоднозначные чувства. Тогда я решила, что меня интересует его внутреннее устройство. Система сенсорного восприятия, которой был оборудован Айбо, основана на нейросетях – технологии, приблизительно воссоздающей человеческий мозг. Ее используют для задач, связанных с распознаванием и прогнозированием. Фейсбук[4] использует нейросети, чтобы идентифицировать людей на фото, Алекса задействует их, чтобы распознавать голосовые команды, гугл-переводчик – чтобы переводить с французского на фарси. В отличие от традиционных систем искусственного интеллекта, для которых программисты прописывают детальные правила и инструкции, нейросети выстраивают собственные стратегии, опираясь на образцы, которые им предоставляют, – этот процесс называют «обучением». Если, например, вы хотите научить нейросеть распознавать кошек на фотографиях, вам нужно скормить ей тонны случайных фотографий, сопровождая каждую из них подкреплением: положительная обратная связь для картинок с кошками, отрицательная – для изображений всего остального, кроме кошек. Используя вероятностные методы, сеть будет строить «догадки» насчет того, что она видит (кошек или не кошек); благодаря обратной связи эти догадки будут становиться все более и более точными. Нейросеть постепенно создает свой собственный образ «кошки» и на ходу оттачивает мастерство.

Собак тоже тренируют, используя подкрепление, так что обучать Айбо – почти то же самое, что тренировать живую собаку. В инструкции говорится, что он нуждается в постоянной вербальной и тактильной обратной связи. Если он послушался моей команды – встать, сесть, перекувырнуться, – я должна потрепать его по голове и сказать: «Хорошая собачка». Если не слушается, его надо шлепнуть по спинке и сказать: «Нет» или «Плохой Айбо». Но я обнаружила, что стараюсь не наказывать щенка. В первый раз, когда я его стукнула – он отказывался идти на лежанку, – щенок слегка сжался и заскулил. Конечно, я понимала, что это встроенная реакция, но, с другой стороны, разве эмоции у биологических существ не являются всего лишь алгоритмами, запрограммированными эволюцией?