Жбан выплюнул обертку от гамбургера, сердито отряхнулся и буркнул:

– Отлично, умники. Как вы своего Язона искать будете? Город-то здоровый, а справочного бюро я что-то не заметил.

Я лихорадочно обдумывал этот вопрос, когда Филин ткнул меня в бок:

– По-моему, я знаю как.

Забыв о приличиях, он показывал пальцем на ту сторону улицы. Там распахнулись двери кинотеатра. Собравшуюся на ступеньках толпу быстренько раскидали в две стороны атлетического вида парни в униформе. Показались ступени, покрытые красной ковровой дорожкой. По ним, освещенный вспышками фотокамер, медленно спускался юноша. Он здорово походил на Ахилла с плаката, только был, кажется, моложе, и загар его побронзовее. Под руку с ним влеклась вертлявая девица, облаченная в небольшое количество золотого шитья и в россыпи крупных бриллиантов. Юноша приветливо помахивал толпе, зубы его ослепительно блестели в широкой улыбке.

– Этот фигляр? Филин, ты же не думаешь…

– А ну пошли. – С необычной для него решительностью Филин выбрался из-за стола и поспешил к дверям.

Я переглянулся со Жбаном, и мы рванули за ним.

– А-хилл! А-хилл! А-хилл!

Толпа скандировала. Докричаться до красной дорожки сквозь этот рев было невозможно. Мы со Жбаном упорно торили дорогу, распихивая зевак и оттаптывая десятки ног. Филин был послабее и двигался у нас в хвосте. Наконец мы отшвырнули последних фанатов и уткнулись в серые форменные спины, воняющие дешевым одеколоном.

– Интересно, – пропыхтел сзади Филин, – зачем охранять тех, кто уже давно мертв? Что с ними может случиться?

– Спроси меня через пятьдесят лет, – мрачно огрызнулся я.

На пробу я попытался сдвинуть одного из служителей, но тот и не шелохнулся. Похоже, в предках у него был сам титан Атлас.

– Надо как-то привлечь его внимание, – прошипел Филин.

– Интересно, как? Может, окликнуть его? – Издевка в моем голосе перекрывала даже рокот людского моря.

– А-хилл! А-хилл!

Рев толпы оглушал.

– Уходит, – проскулил Жбан, – глядите, уходит же!

И правда. Юноше осталось пройти еще всего пять ступеней, а у подножия лестницы его со спутницей уже ждало длинное черное авто с раззявившимися дверцами.

– Надо крикнуть что-нибудь выбивающееся из общего фона, – деловито предложил Филин.

– Например, что? «Ахилла – на мыло?»

– Придумай что-нибудь. Вспомни. Может, дед тебе что-нибудь говорил.

Я напрягся. Дед говорил мало. В последние годы он все больше молчал, перебирал корявыми пальцами плети винограда или покачивался взад-вперед в своем кресле. Разве что…

– Живая собака… ЖИВАЯ СОБАКА ЛУЧШЕ МЕРТВОГО ЛЬВА! – заорал я во всю глотку.

Жбан кинул на меня безумный взгляд, даже Филина перекосило.

– Давно ли ты стал цитировать Екклезиаста?

Я отмахнулся, впившись взглядом в широкую спину.

Юноша сделал еще шаг… и остановился. Зашарил глазами по толпе. Я не помнил толком дедушкиных слов, поэтому проорал еще раз:

– Лучше быть последним рабом на земле, чем владыкой в царстве мертвых! – и замахал рукой.

Юноша пошел назад. Спутница повисла у него на рукаве, но он отодвинул ее в сторону, как подвернувшуюся под ноги утварь.

Приблизившись, он всмотрелся в нашу троицу. Совсем как с мадемуазель Верой: пару секунд его взгляд скользил с одного лица на другое, а потом остановился на мне.

– Я где-то тебя видел.

Фотографы тут же ослепили меня вспышками, один из репортеров метнулся было к нам с микрофоном, однако серый человек его вежливо, но твердо отстранил.

– Я где-то видел тебя.

Голос юноши совсем не подходил к его гламурной внешности. Сорванный был голос, хриплый – таким голосом командуют наступление и бросают в бой сверкающую щитами фалангу. Я был бы не прочь обзавестись таким.