Правое, а не левое зеркало повернулось вокруг своей оси и в ярко освещенный вестибюль вышел человек, чье лицо показалось Эгину смутно знакомым.

Быстрыми шагами человек подошел к Эгину и рыжеволосому, показал левому зеркалу знак «отбой».

– Меня зовут Тэн, я – рах-саванн Опоры Единства. Вы, наверное, меня не помните, но я, Эгин, вас помню отлично.

Эгин всматривался в костистое лицо рах-саванна, терзая свою память. Но она отказывалась выдавать соответствующие этому Тэну время, место и обстоятельства.

– Мы встречались на мятежном «Венце Небес». Мы встречались и во время штурма Хоц-Дзанга. Я помню, как вас, раненного в спину, принесли на «Венец» и как гнорр, можно сказать, сдувал с вас пылинки.

Эгин дружелюбно улыбнулся. «Сдувал пылинки» – это, конечно же, слишком крепко сказано. По-настоящему гнорр сдувал с Эгина пылинки на Медовом Берегу, после того как он убил потворного девкатра.

– Я знаю, что вы говорите правду. И я очень хочу вам помочь. Эрм-саванн, оставьте нас на минуту, – бросил он начальственным тоном в сторону рыжеволосого офицера.

Нехотя повинуясь, тот пошел прогуляться по холлу, с нарочитой беспечностью разглядывая лепные гербы на потолке.

– С вашей стороны было чудовищной глупостью являться сюда. Но если выдастся возможность, я передам гнорру то, о чем вы просили. Гнорр не дает увольнений кому попало – думаю, он вас помнит. А теперь немедленно уходите. И не оборачивайтесь.

Эгин понял, что спорить с этим рах-саванном бессмысленно.

И что если бы не Тэн, скромный служака с «Венца Небес», сейчас он вел бы нудные беседы со своими, не столь благожелательно настроенными к нему, бывшими коллегами.

– Спасибо, Тэн, – бросил Эгин и поспешил к стеклянным дверям, провожаемый удивленным взглядом молодого рыжеволосого карьериста.

Три сторожевые галеры перехватили этот необычный корабль в семи лигах от пиннаринского порта.

Корабль шел под косым парусом, каким часто пользуются смеги, но был значительно длиннее пиратской фелюки. Шел споро – начиналась пора «грютто», западных и северо-западных ветров, с завидным постоянством несущих на Пиннарин туман, дождь и мокрый снег.

Да и конструкция корабля, судя по всему, была выбрана весьма удачно. Капитан флагманской галеры прикинул на глазок скорость пришельца и заключил, что при таком ветре угнаться за ним на веслах было бы непросто. Впрочем, это если гнать в сторону Пиннарина. А вот уйти в море паруснику никак не удастся – ветер не в его пользу, после разворота скорость его по меньшей мере уполовинится.

Над «вороньим гнездом», в котором виднелись фигурки двух наблюдателей, был укреплен большой архаический штандарт, отличный от варанских, ре-тарских и харренских: бело-голубой, с двумя длинными алыми лентами по краям. На фоне чередующихся белых и голубых полос располагались четыре семиконечных звезды, помещенные в вершинах воображаемого ромба.

Ни капитан флагманской галеры, ни его помощник никогда не видели воочию такого штандарта. Пробили тревогу и послали юнгу в капитанский шатер (ни кают, ни надстроек на сторожевых галерах не было) за реестровой книгой.

– Оружие – к бою! – раскатилось над носовыми площадками варанских сторожевиков.

В считанные мгновения были сброшены парусиновые чехлы, поползли по направляющим желобам казенники многозарядных стрелометов, палубная пехота выстроилась в колонну за перекидным абордажным трапом, «вороном».

Капитан поднес к губам медный раструб:

– Зарифляй паруса!

Повторил по-харренски. По ре-тарски. И на языке смегов.