Спустя секунду воздух рассекла сталь метательного кинжала.
Эгин бросился на пол и, перекатившись, оказался в самом темном углу прихожей.
С характерным струнным звуком метательный кинжал встрял в деревянный пол на расстоянии в ширину ладони от головы привратника.
Эгин мгновенно пришел к выводу, что хоть рукопашной офицеры Опоры Единства толком и не обучены, зато кинжалы метать у них получается вполне профессионально.
Если бы он не выполнил опережающего уклонения, между его шейными позвонками сейчас звенела бы сталь из кузниц Свода.
Противник затаился. Эгин тоже не спешил обнаруживать себя.
Привратник начал возиться в своих путах, стремясь высвободиться из них и, возможно, прийти на помощь товарищу.
«Мы еще повоюем!» – так следовало понимать его упрямство. Однако боль и слабость делали его попытки тщетными.
Шло время. Эгин привстал на одном колене.
Лестница на второй этаж была укрыта роскошной ковровой дорожкой. Такие изготовлялись только по особому заказу из бобровых шкурок, нашитых на сукно.
Насчет этой самой дорожки из бобровых шкурок Эгин некогда слышал на дружеской пирушке следующую инсинуацию: дескать, ночами пар-арценц Альсим любит прогуливаться по дому голым и босым. Вот потому-то, чтобы ноги не мерзли, он и измыслил себе такие ковры.
Мастер кинжала из Опоры Единства начал тихо, словно ласка, спускаться по лестнице.
Вот сломалась под стопой офицера сосновая иголка, лежащая на ковровой дорожке, вот дерево еле слышно отозвалось опустившейся на него пятке…
Эгин не был уверен, что два года назад, став аррумом, то есть пройдя через Второе Посвящение, он мог бы слышать то, что он слышал теперь. Но на Медовом Берегу его человеческий слух явно улучшился и стал более чем человеческим.
«Жаль только, что применять его приходится в точности так же, как два, три или пять лет назад».
Судя по звукам, противник Эгина преодолел уже четыре ступеньки.
Это значило, что еще два шага – и он окажется на финишной прямой, отделяющей его от ступенчатого спуска в прихожую, а значит, он снова станет метать в Эгина кинжалы. В темноту или в Эгина – в данном случае не столь важно.
Как вдруг в этот момент вся разыгрывающаяся сцена показалась Эгину до крайности неуместной.
Более того – виденной им в тех или иных вариациях великое множество раз.
Ему надоело таиться.
Надоело противостоять.
Возможно, потому, что он знал – ни спеленутый эрм-саванн, ни его напарник, недурно управляющийся с кинжалами, не являются для него равными противниками. Вопрос, являются ли они вообще противниками. Так почему же он, Эгин, тратит на весь этот фарс драгоценные мгновения собственной, не такой уж длинной жизни?
С такими мыслями Эгин выскочил из своего укрытия, подбежал к краю лестницы, крепко-накрепко схватил руками край ковровой дорожки и что было сил дернул ее на себя.
Эгину повезло. Его визави успел ступить на край дорожки, но когда дорожка вдруг резко поехала вниз, он не успел сделать ровным счетом ничего.
Эгин стремительно тащил дорожку на себя, а вместе с ней по крутой лестнице Дома Герольдмейстеров кубарем катился второй офицер, приставленный гнорром Свода Равновесия для наблюдения за домом Альсима.
Связку метательных кинжалов, с которыми он вступил на тропу войны, офицер выронил сразу же. Эгин слышал, как рукояти кинжалов звякнули, ударившись о лестничные перила.
Спустя минуту грохот утих. Кинжал, предусмотрительно выдернутый Эгином из досок пола, уже приблизился к горлу молодого офицера.
На офицере были только светло-серые рейтузы и несвежая рубаха, которую тот даже не успел перехватить поясом. Похоже, привратник не соврал: его напарник еще совсем недавно мирно посапывал в покоях Альсима.