Дождались!..

Гавря вылез из-под стола, сел на задние лапы и буквально взвыл жалобно, протяжно и тоскливо, и тут же раздался уверенный, но такой же протяжный и тоскливый стук в дверь. Мужики посмотрели друг на друга и поняли, что всем, включая Гаврю, страшно. Но делать было нечего. Они поднялись, включая Гаврю, смотревшего на хозяина преданно, но невероятно тоскливо, абсолютно безо всякого желания прошли в здоровенную сталинскую прихожую, которой совсем недавно восхищались, увидев ее впервые, и подошли к двери. У Алексея тряслись руки. За дверью раздалось тихое, но настойчивое:

– Вера! Это я!

Голос действительно был достаточно молодой и интеллигентный, но при этом какой-то тусклый. Мужики застыли. Стук повторился. Голос произнес с интонациями мольбы:

– Вера! Это же я! Я вернулся! Пусти же!

Юрий на минуточку прикрыл глаза, открыл их, резко повернул ключ в двери и распахнул ее.

В принципе, ничего нового они не узнали. Они просто пережили рассказ Алексея. Лично. На площадке горела лампочка, свет от которой действительно поглощала какая-то кромешная тьма, так что пролеты лестницы, стены площадки и двери соседских квартир только еле виднелись. Мужики почувствовали невообразимый холод, который пронизывал до костей и двигался как живой. Мужики остолбенели и буквально потеряли способность двигаться. Они действительно скорее слышали, что кто-то проник в квартиру, сзади них что-то из предметов двигается… Через какое-то время холод, кажется, выдворился из квартиры…

Мужики не понимали и не могли впоследствии вспомнить, как они вернулись в квартиру, в которой царила такая же непроглядная тьма, как и на площадке, и снова оказались на кухне, рухнули на первые попавшиеся табуреты и снова застыли в оцепенении.

Правда, на этот раз они начали оживать раньше рассвета. Возможно, сказалось то, что на этот раз с полтергейстом столкнулся не один хозяин нехорошей квартиры, а трое мужиков – соответственно увеличились энергообмен и энергоподдержка воздействуемых, и сократилась концентрация воздействующего.

Первым из оцепенения начал выходить Юрий. Возможно, у него, как у следователя по особо важным делам, просто выработалась определенная если не привычка, то подготовка к вылезающим из-за угла и хватающим за шиворот гадостям. Он первым попробовал повернуть голову. Голова повернулась. Он попробовал двинуть рукой. Двинул. Он попробовал что-то сказать. Раздался хрип. Юрий мутными глазами посмотрел на сидящих рядом Леонида и Алексея, с трудом поднялся, подошел к шкафу, открыл его, скорее интуитивно почувствовал, чем увидел, бутылку коньяка и так же достал ее, открыл, отглотнул и с невероятными усилиями поднес горлышко ко рту Леонида. Тот в свою очередь отглотнул, неожиданно резко подскочил и рванул в ванную, откуда раздались характерные выразительные звуки, смешивающиеся со звоном потекшей струи воды. Алексей изумленно посмотрел вслед Леониду, дрожащими руками взял у Юрия коньяк и в свою очередь отхлебнул из горла. Под столом заворочался и заскулил Гавря. Юрий налил несколько капель коньяка под стол. Гавря совершенно не свойственно громадному ризеншнауцеру пискнул, слизал коньяк и, кажется, успокоился. Юрий молча поставил чайник. Говорить не хотелось, да и было непонятно – о чем.

Из ванны вышел голый, обернутый в полотенце Леонид: дрожащий и держащий в руках мокрую рубашку, он прошел на балкон и повесил рубашку сохнуть на ветерке.

Чайник закипел. Леонид выпил крепкого чая. Алексей сварил себе и Юрию крепкого кофе. Алексей и Юрий, в свою очередь, приняли душ, и все трое завалились хотя бы на пару часов…