Ещё Никодимов сказал:

–Лерочка, давай съездим к нотариусу, узнаем, что там и как.

Леру всю затрясло:

–Нет! – закричала она.

Она не хотела принимать наследство, становиться собственником. Сегодня Анастасия Владимировна должна была получить свидетельство о праве собственности, но вчера она умерла.

Лера подумала: а не сократил ли Стерлядкин жизнь её матери хотя бы на месяц?

Пока она работала, мать сидела в отпуске. За все двадцать четыре дня она так и ни разу не вышла на улицу, и это было страшно.

С графиком и «Горожанке» было непонятно, то ли ходить, то ли не ходить. Свою работу она могла бы выполнять и дома, но Лера всегда хотела быть среди людей.

Когда ей запретили появляться на работе, Лера матери ничего не сказала. Та её живьём бы съела. Каждый вечер, когда Лера возвращалась с работы, Анастасия Владимировна спрашивала заискивающе:

–Тебя не выгнали?

И накаркала!

Так прошли август, сентябрь. Мать денег не спрашивала, говорила:

–Ты их не трать, копи на установку телефона. Ты даже можешь оформить его на себя!

И вот в октябре, на ночь глядя, мать объявляет:

–Завтра мне к нотариусу, дашь мне денег.

Это был конец света. Лера, может быть, и выкрутилась бы, но третьего дня Никодимова скрутила ДПС за «остаточный алкоголь». Выкупить права стоило шесть тысяч рублей. Мама позвонила и велела отдать Никодимову в долг все деньги, которые есть в доме (ведь без его машины она не смогла бы попасть на работу). И Лера наскребла из кубышки, и остатки их с матерью зарплат.

И она пожелала матери умереть ночью, только бы с утра она её не истязала. Лера ворочалась, просыпаясь каждые полчаса. И она придумала сказать, будто бы отдала их взаймы Вите на салон красоты.

Утром мать ласково позвала её. Лера беспомощно достала из кубышки оставшуюся мелочь, пролепетав:

–Всё, больше ничего нет.

–Где деньги?!! – закричала мать.

–Я дала взаймы.

–Кому? Г… ты!

Этот день Лера сочла самым страшным в своей жизни. После обеда она пошла в «Горожанку». Бог знает, что ей это стоило! Она, конечно, понимала, что «пособие» ей никто платить не станет, но она же заработала что-то в августе. Только депонента не вышло.

–Вы прекратили к нам ходить,– заявил Стерлядкин,– поэтому мы перестали включать вас в зарплатную ведомость. Теперь мы перевели вас с зарплатной на гонорарную основу. Вам просто поменяли график работы, а вы перестали работать.

–Хорошо, но в августе-то я работала.

–Двух тысяч вполне достаточно,– хмыкнул Стерлядкин. – И не такая уж вы и бедная, если ходите в кожаной куртке.

Эту куртку Лера носила одиннадцать лет.

Лера ждала возвращения матери, как приговорённый к смерти – палача.

Для оплаты госпошлин мать, как бухгалтер, выписала себе аванс. И началось традиционное гестапо:

–Скотская рожа, где деньги? Кто вообще знает, что у тебя есть деньги? – чётко, как диктор, выговорила мать.

–Ну… все знают.

–Кто эти «все»?

–Ну… на работе.

На самом деле в «Горожанке» все её знали и презирали как нищебродку.

–А может быть,– задохнулась от ненависти мать, – ты вообще всем рассказываешь о том, что у нас есть?!!

А что у них есть? Пара «Бентли», недвижимость на Адриатике? Это Анастасия Владимировна расписывала всей бухгалтерии, что бабушка при жизни не перевела её долю в квартире на себя. «Насть, мать тебя – не любила! Ей было достаточно у нотариуса заявление написать. И как ты теперь будешь в очередях стоять с таким здоровьем?» – «Я знаю».

А мать всё больше и больше заглатывала бездна ненависти:

–Это вообще не твои деньги, они мне нужны!–То же самое говорил и Стерлядкин.– Я же слышала, как ты всю ночь не спала, ворочалась! А когда я просила тебя купить мне крем на козьем молоке, а ты всё не покупала, я сразу поняла, что денег у тебя не было!