Таисья редко обнимала Лукерью. Не трепетало её материнское сердце, не разливалось тепло по уставшему телу. Поэтому нежностей не было между ними. А сегодня что-то изменилось. Сердце забилось, встревожилось. Прижала к себе сильнее, словно хотела защитить от кого-то.

Ей невыносимо захотелось вернуться в ту ночь, когда Бобриха предлагала погадать, и Таисия на ушко шепнула дочке:

– А хочешь, я тебя познакомлю с Бобрихой? Только это будет наша с тобой тайна. А ты ни Катерине, ни другим подругам ничего не говори.

– Хорошо, хорошо, клянусь, ничего не скажу, – радостно воскликнула Лукерья.

Как только стемнело, они ушли в лес.

Сегодня их путь был долгим. Нужно было добраться до самой дальней землянки, которую ещё баба Поля с мужем своим выкопала. Таисья была там всего несколько раз. Землянка находилась в густой, почти непроходимой части леса.

Охотники туда не ходили, никто из деревни кроме Таисьи о ней не знал. Добрались туда уже после полуночи. Завалили вход хворостом, и легли спать.

Вовремя они ушли в лес. Наутро большинство жителей деревни пришли к дому Таисьи с вилами. Кто-то выломал дверь в избу.

– Нет её дома, сбежала ведьма! – крикнул смельчак, выломавший дверь.

– Сбежала, сбежала, – гудели остальные.

– А где её искать? Кто пойдёт лес прочёсывать? – завопила жена охотника.

Народ отступил.

– Да ну её, – крикнул кто-то из толпы.

– В лес идти – погибель свою искать. То одна была ведьма, теперь две их там. И живым не выйдешь оттуда, – прокричал другой.

– Не выйдешь, не выйдешь, – гудела толпа.

Пошумели ещё, покричали друг на друга и разошлись.

Настасья, которая рассказывала Таисье о Бобрихе, стояла в сторонке, смотрела, как народ взбесился, и решила предупредить соседку.

«Но как?» – думала она.

Настасья готова была ноги целовать Таисье, когда та вылечила сына от тяжёлой болезни.

«Спрячусь в сарае на заднем дворе, – решила она. – Скажу свекровке, что родителей навещу. А когда Таисья возвращаться будет, то предупрежу её».

Настя просидела в сарае 4 дня. Она наблюдала за тем, как каждый день к дому Таисьи приходила толпа. Видела и то, как из дома выносили и разбивали глиняную посуду, как перебили в курятнике всю птицу. Ей стало очень страшно за свою жизнь.

Деревенские знали, что Настя частенько захаживала к соседке.

«А не ляжет ли на меня подозрение, что я за Таисией пошла? Вот дура-то я. Ей уже нечего в деревне делать, а мне ещё жить тут и жить. Замотаю верёвкой калитку, вдруг это насторожит Таю», – думала Настя, продолжая прятаться в сарае.

Ближе к вечеру, когда ещё темнота не спустилась, Настя увидела, как во двор вошёл отец Димитрий. Он огляделся, перекрестился. Подошёл к открытому дверному проёму. Выломанная дверь лежала рядом.

– Таисия, – крикнул он, – ты дома?

Взял палку, постучал по стене. Подождал. Из избы никто не выходил, не откликался.

Сжимая крест в руке, осторожно переступая дверь, вошел в дом.

Его не было минут десять.

«Что же он там делает? – думала Настя. – Больно долго его нет».

Отец Димитрий показался в дверях, перекрестился у выхода и вышел со двора.

На следующий день Настя от свекрови узнала, зачем приходил батюшка.

Пропал мальчик, которого недавно привела Таисья.

На территории монастыря видели незнакомого мужчину, он схватил ребёнка, сел на коня и умчался в сторону леса.

В деревне всполошились не на шутку. Начали запирать дома детей. К дому Таисьи больше не приходили, стали бояться пуще прежнего.

После седьмого дня, проведённого в землянке, Таисья решила вернуться домой. Утром она сказала Лукерье:

– Собирайся, пора домой. Куры не кормлены, зерна как раз на неделю им должно было хватить. Думаю, спокойнее уже в деревне стало. Не будут же они всегда обвинять меня во всех грехах? Скоро осень, кто их кроме меня лечить от хвори будет?