Весь этот опыт повлиял на Барбу и «Театр Одина»: актерская подготовка, которую я там получил, основывалась на работе Гротовского и включала в себя акробатику, йогу и свободные двигательные импровизации. Я пробыл в театре Барбы целый год, участвуя в ежедневных занятиях по вокалу, сценическому движению и выражению эмоций.
В своем «Заявлении о принципах» Гротовский писал: «Главный смысл состоит в том, что актер не должен стремиться к определенной манере или собирать «репертуар трюков». Это не место для коллекционирования всевозможных способов самовыражения»{1}. Мое знакомство с философией «Театра Одина» предопределило мой подход ко всей работе на всю жизнь – в том числе и к изучению и применению телесной терапии.
На занятиях вокалом, например, мы не пели песен с чужими мелодиями и текстами. Мы не пытались подражать чему-либо, что делали другие, а исследовали мир звуков, порожденных нашим воображением, – звуков, которых раньше никогда и ни от кого не слышали. Чтобы издать именно такой звук, какой я себе представлял, иногда я проводил часы, дни или даже недели за тренировками – и никто, кроме меня, не мог оценить, «правильный» я издал звук или нет. Издав этот звук, я больше никогда его не повторял. Я переходил к следующему звуку, появившемуся в воображении, и работал над ним.
Такой же подход у меня был и к телесной терапии. Ален Геэн, мой главный учитель и наставник по краниосакральной терапии, висцеральному массажу[5] и технике остеопатии, однажды сказал что-то очень похожее на то, чему я научился в «Театре Одина»: «Ты учишься технике, чтобы понимать принципы. А поняв принципы, ты создашь собственную технику». А еще он всячески подчеркивал один принцип: «Проверяй, лечи, затем снова проверяй».
Телесная терапия естественным образом стала частью моей работы с актерами. Как учитель и директор я выталкивал актеров из зоны комфорта, за обычные границы их двигательной и голосовой экспрессии. Мы работали, например, с пантомимой и акробатикой. Где-то в это время я нашел небольшую книгу о массаже шиацу и стал применять его на практике, чтобы помочь телу двигаться лучше.
Исследуя мир экспериментального театра в Нью-Йорке, я научился тайцзицюань у Эда Янга, ученика и переводчика профессора Чжэн Маньцина, одного из великих мастеров тайцзицюань XX века. Тайцзицюань – непревзойденный источник знаний о естественном движении тела. Практика движений тайцзицюань каждый день – это кунг-фу[6] самопознания, похожее на глубокие формы медитации в других традициях.
Движения тайцзицюань непрерывные, спиральные и «мягкие», если сравнивать их с «жесткими» стилями самообороны вроде карате, в котором все движения прямолинейны, быстры и имеют точно определенную начальную и конечную точки. Цель тайцзицюань как боевого искусства – не стать сильнее и быстрее противника, а использовать знания о собственном теле, гибкость и кинестетические чувства, чтобы найти у противника точку напряжения, а потом «помочь» ему применить свою же силу против себя.
Идеал тайцзицюань – использовать «силу четырех унций, чтобы отразить удар в тысячу фунтов». Эта концепция стала неотъемлемой частью моей телесной терапии. Некоторые массажисты и телесные терапевты с силой нажимают на тела клиентов, чтобы добраться до глубоких тканей. Напротив, я пытаюсь найти центр напряжения и точный угол, под которым нужно толкнуть, чтобы увеличить напряжение, а потом использовать наименьшую возможную силу, чтобы тело самостоятельно выплеснуло это напряжение. Вес, необходимый моим рукам для нажатия, иной раз составляет всего несколько граммов.