– Какие нявки?

Возникла тишина. Слушатели ждали, какой сюрприз приготовит Генка.

– Да ты чё, правда не знаешь? Я думал, все про них знают.

Женя понимала, что ее ждет наивная, не стоящая выеденного яйца хитрость, и все же сердце против воли леденело от ужаса.

– А, нявки! Ну конечно. – Володя решил подхватить игру: его лицо приняло деланно-скучное выражение.

– Это даже ребенок знает, – поддакнула Катя.

Женя умоляюще переводила взгляд с одного на другого, ожидая, что маски притворства вот-вот прорвутся дружным смехом, но они держались крепко.

– Р-ребят, ну что вы несете… Перестаньте уже!

– Да ничего мы не несем. И ничего тут страшного нет. Когда поодиночке, нявки вообще неопасные. Они ж маленькие.

– Вот таку-усенькие!

– Только глазки, бывает, горят в темноте.

– Но они ж близко не подходят.

– Не подходят, если их мало. Но бывает иногда, что побольше собираются.

– Угу, они ж почкованием размножаются…

– Ага! Бывает, что весь лес – в их глазах! – вытаращив собственные глаза, утробным шепотом вторил Петя.

– Гм, не совсем. – Генка нахмурился оттого, что его задумку неверно поняли, и незаметно сделал Пете знак. – Вообще-то, когда их много становится, они под снег прячутся. И под снегом передвигаются. Быстро-быстро…

Женя побледнела, представив вокруг шатра, под толщей снега, бесчисленные полчища неведомых нявок. Друзья больше не мешали автору. Затаив дыхание, все ждали кульминации спектакля.

– Бывает, заметят шатер в лесу, окружат и… как понесутся со всех сторон!..

– Только глаза под снегом светятся! – не выдержал Петя.

–…и ка-ак выпрыгнут на поверхность!

– Вот та-ак!!

Это уже был экспромт Володи. Безудержно хохоча, он склонился над Женей и с криком «нявки, нявки!» принялся неловко щекотать ее. Умом она понимала, что это выглядит нелепо и совсем не страшно, но сердце охватила паника. Она заверещала, стала отбиваться руками и ногами, сбрасывая воображаемых нявок, которые – она знала это – были лишь корявыми пальцами Володи и примкнувшего к нему Пети. И все-таки она не могла остановиться. В одном измерении мира это были Володя и Петя, сыгравшие с нею глупую шутку, а в другом – настоящие, страшные нявки, несущиеся фронтом под снегом и нацеленные на одну лишь ее…

– Ну хватит, блин! Чё верещите-то?

Сиплый голос Димыча отрезвил и шутников, и их жертву. Володя сообразил, что сегодня он уже достаточно снисходил до народа, и пора включить начальственные интонации.

– Так, ладно, спать уже пора. Кто у нас сегодня первым дежурит? – принялся он распоряжаться, вмиг позабыв, что только что сам со счастливым лицом щекотал Женю.

У дальней стенки шатра молча поднялась лежавшая спина; руки стали энергично тереть заспанные глаза. Это был Данила. Он уже успел залезть в спальник и задремать, но, услышав сквозь сон о своих обязанностях, немедленно проснулся. Точнее, это сделало тело, а душе ничего не оставалось, как покорно следовать за своим вместилищем. Выбравшись и накинув пуховку, Данила устроился на маленьком чурбачке перед печкой, сразу сделавшись похожим на нахохлившегося воробья. Остальные – те, что еще не лежали по спальникам – начали поспешно укладываться.

– Сегодня дежурим по полтора часа… Часы на сучке висят, – сонно проговорил Володя, переворачиваясь на бок.

У него была фантастическая способность мгновенно засыпать, едва корпус принимал горизонтальное положение, а голова касалась импровизированной подушки из свернутых вещей. Другие худо-бедно тоже так умели. Не умела лишь одна Женя. Впрочем, сейчас ей все равно не ложиться: между нею и подушкой лежало то самое важное дело, которое она столь долго откладывала. Ну что же делать – пора! Женя решительно выбралась из вороха тряпок и полезла надевать бахилы прямо на носки. Ботинок не было: они висели среди гроздей одежды на «новогодней елке», служа залогом будущего тепла и сухости ее ног. Она ощутит это завтра утром, когда обует высохшие ботинки (правда, ощутит ненадолго, потому что ботинки быстро снова отсыреют). Снять ботинки и всунуть в них ноги означало бы отказаться от залога сухости, потому что в этом случае два часа просушки будут перечеркнуты (это было не совсем так, потому что за пять минут они бы не успели отсыреть, но Женя была пуглива и суеверна). Данила недовольно замычал, когда она случайно задела его, пробираясь к выходу. Он боролся со сном, и оттого был угрюм и мрачен.