– У меня есть плохие и хорошие новости, – начал мистер Барнетт. – Плохая новость заключается в том, что Соединенные Штаты отклонили ваше заявление. На данный момент они сокращают прием беженцев. – Он сделал паузу, ожидая реакции детей, но они по-прежнему с тревогой смотрели на него, и он продолжил: – Хорошая новость – через три недели вы отправитесь в Великобританию. Они приняли ваше заявление.

Вместо того чтобы улыбнуться в ответ, Ань вцепилась в сиденье и закусила губу; смятение и гнев нарастали в ней по мере того, как дышать становилось все труднее. Соединенное Королевство не входило в их планы. Не было частью той жизни, которую обрисовали для них родители. Мысли путались, а потом Ань вдруг вспомнила, что не рассказала работнику о своем дяде в Америке. «Нет. У нас никого нет», – раздался звук ручки, скользящей по графе в бланке. Мистер Барнетт продолжал говорить, но Ань уже не слушала. Она краем глаза заметила недоуменный взгляд братьев, обращенный к ней в ожидании, что она объяснит – это ошибка, их дорога ведет в Америку и только в Америку. Ань пробормотала едва различимое «спасибо», поднялась и ушла, братья последовали за ней.

Тхань сидел на земле перед бараком, подперев руками голову. Его брат и сестра собирали вещи, на это требовалось немного времени, учитывая, как мало у них осталось. Ань удалось накопить денег на небольшой чемодан из магазина Красного Креста. Соседи завидовали этому символу отъезда и новых начинаний, а некоторые с недовольным выражением лица наблюдали за тем, как Ань опустошает рюкзаки братьев и набивает чемодан. Тхань попытался помочь, но когда залез рукой в рюкзак сестры, то обнаружил на самом дне мятый листок. Это была семейная фотография с последнего тета: они прижимались друг к другу на диване в гостиной, цвета теперь были размыты, а выражения лиц неразличимы. Тхань внимательно всматривался, пытаясь разглядеть лица под разводами, но тщетно. Неожиданно он разорвал фотографию на мелкие кусочки, яростные слезы залили его лицо, пока соседи по общежитию смотрели на него в изумлении.

– Почему ты не сохранила ее? – закричал он на Ань; клочки снимка лежали у его ног.

– Вокруг нас был сплошной океан, – умоляюще ответила она, подбирая обрывки вместе с Минем. – Что я могла сделать?

– Ты могла ее сберечь, если бы постаралась, – с этими словами Тхань выбежал из барака, прежде чем Ань успела хоть как-то отреагировать на его слова.

В глубине души он понимал, что требовал от нее невозможного. Но все равно ему хотелось злиться. Ему нужен был кто-нибудь, чтобы обвинить в уничтожении последнего осязаемого воспоминания о его семье.

Завтра они снова вернутся на верфь, чтобы пройти карантин перед отъездом из страны, как будто у Кайтака был собственный микробиом, более опасный, чем остальной Гонконг. Тхань с ужасом представлял себе возвращение в огромное холодное пространство, где грязный воздух пропитан страданиями, где врачи каждый день проверяли его легкие и миндалины, ковыряли деревянной палочкой глубоко в горле, до рвоты. И в то же время он испытывал облегчение от того, что проведет немного времени в знакомом мире, прежде чем окунуться в неизвестность. Через две недели им предстоит отправиться в Борнмут на самолете. «Вы полетите в облаках», – объяснила миссис Джонс, и эта мысль наполнила его одновременно ужасом и предвкушением. Тем же утром мальчики попрощались со своим классом, дав слово поддерживать связь, хотя ни у кого из них не было ни адресов, ни телефонов, чтобы обменяться ими. Лишь только узнав, куда их переселяют, учительница принялась изо всех сил расхваливать свою страну.