– Хорошо, попробуй, я же позову Рогожина или дежурного в ЧВК.

– Если твой ЧВК существует.

Снова включили рации, разошлись по леску, просматриваемому насквозь из-за оголённых пожаром деревьев.

Тарас вызвал начальника ЧВК, но Рогожин не ответил ни через минуту, ни через три. Тогда, вспомнив ряд цифр и букв кодовой связи, он набрал номер штаба ЧВК. К немалой радости капитана (номера не изменились!), дежурный ответил быстро, назвав себя:

– Ротмистр Пигунов, кто на заборе?

– Капитан Лобов, – сказал Тарас, пытаясь вспомнить личность ответившего. – Пигунов? Новенький?

– Д-да, – почему-то споткнулся на слове дежурный. – Лобов? Прошу прощения, товарищ капитан… какой Лобов?

– А разве у нас два Лобовых?

– Н-нет… но вы… погибли!

Сердце дало сбой. Такого Тарас не только не ожидал услышать, представить не мог, что в других реальностях может случиться всё, что угодно. Пауза затянулась, он опомнился:

– Была оперативная необходимость… в моей гибели. Я жив. Рогожин у себя?

– Н-нет, в Белоруссии…

– Доложите обстановку.

– Где вы?

Тарас невольно огляделся по сторонам.

– Похоже, серая зона, сотни трупов по всем буеракам.

– А-а… высохшая купянская пойма… укропы попытались атаковать «Абрамсами» и пехотой, их встретили.

– Но фронта не слышно…

– Наши отошли к Курдюмовке, взяли паузу для сбора «двухсотых» и «трёхсотых». Поэтому арта молчит.

– Зачем босс полетел в Белоруссию?

В голосе Пигунова прозвучало сожаление:

– Нас расформировывают. Часть штурмовиков уходит в Белоруссию, из-за чего босс и поехал туда, остальные вливаются в армию под крыло командующего.

– А ты?

– Я остаюсь.

– Ясно. Не удивляйся, если вопрос покажется странным: какой сейчас год?

– Э-э… что?! Год?! Двадцать четвёртый… Вы серьёзно?!

– Месяц?

– Э-э… август… двенадцатое.

– Спасибо, ротмистр, желаю уцелеть.

– Чем я могу помочь? Вас эвакуировать?

– Я сам, будь! – Тарас выключил рацию и несколько секунд неподвижно стоял на чёрно-красной дернине, переваривая новости.

Подошёл растерянный и удивлённый Ларин.

– Знаешь, какой сейчас год?

– Две тысячи двадцать четвёртый. Дежурный сообщил. С кем ты общался?

Михаил страдальчески почесал заросший щетиной подбородок, отвёл глаза.

– С местным Штопором… он под Луганском, но воюет не с «композиторами», а в десантной бригаде. Удивился, когда я позвонил. Не бери в голову, командир… он сказал…

– Что я убит?

Ларин утвердительно мотнул головой:

– Да.

– Дежурный ротмистр Пигунов сказал то же самое и удивился не меньше, когда я представился.

– Ещё бы, тут вообще с глузду съехать можно!

Подошла задумчивая и расстроенная Снежана. В глазах девушки плавились недоумение и печаль.

– Олег погиб!

– Не расстраивайся… – начал Михаил.

Тарас жестом остановил лейтенанта, привлёк её к себе. Она не противилась.

– Это не наш реал, здесь идёт две тысячи двадцать четвёртый год. А значит, погиб не наш, а местный Олег.

– Я понимаю, но всё равно жаль.

– Я тоже погиб.

Снежана отстранилась, заглянула в глаза, криво улыбнулась:

– Поздравляю, похоже, мы тут все «двухсотые».

– Не все, Шалва жив, – сказал Ларин. – А ты как попала в «двухсотые»?

– Меня захватили… то есть эту Снежану, в Харькове, Олег взял двух разведчиков и попытался освободить… так и погибли вместе со мной.

– Какой-то адский реал попался! – помрачнел Ларин. – С кем ты разговаривала?

– С дежурным по Управлению капитан-поручиком Губиным.

– Ты его знала? Я имею в виду там, в нашем реале?

– Нет.

– Ладно, не переживай, я думаю, все мы мертвы в том или ином варианте. Но ведь наверняка в других живы?

Снежана бледно улыбнулась, благодарно сжала плечо лейтенанта:

– Будем искать родственников?

– Не вижу смысла, – покачал головой Тарас. – Они не скажут ничего нового. Год мы знаем, то есть этот реал практически следующий за нашим. Хотя я не понимаю, почему здесь идёт двадцать четвёртый год, а не двадцать третий. Шагнули всего на одну ступеньку – и прошёл год?