– Но всё не так просто, господин ван Рейн, – многозначительно продолжал ван Эйленбюрх, – я ищу финансовые вложения, чтобы начать Академию. Меня бы устроило вложение, скажем, в тысячу гульденов.

Рембрандт молчал. Сумма солидная, но он собрал бы тысячу гульденов ради перспектив в будущем. Заказов у него теперь хватает, он не бедствует – купил недавно небольшой земельный усасток, и отец не лишил младшего сына доли в наследстве, несмотря на его заработки. Молчание его касалось не гульденов. Изначальный эмоциональный всплеск радости улёгся и сменился мыслями: как он оставит семью сразу после смерти отца и брата? Что скажет матери? Одно дело – писать для принца Оранского в Лейдене, в кругу семьи, и совсем другое – уехать в Амстердам, покинув домочадцев в столь горестное время.

Улыбка застыла на лице Яна, грозя вскоре превратиться в маску, он вдруг догадался какие чувства владели Рембрандтом. Рембрандт замешкался и вместо того, чтобы с ходу согласиться, он, после затянувшегося на вечность, как показалось Яну, молчания обратиля к торговцу:

– Ваше предложение звучит заманчиво, господин ван Эйленбюрх. Я подумаю над ним.

Застывшая улыбка на лице Яна сменилась удивлением. Неужели Рембрандт собирается отказаться?

– Подумайте, только не думайте слишком долго, господин ван Рейн. Время дорого и для меня и для вас.

– Я напишу свой ответ в ближайшие два-три дня.

– Я буду ждать.

Хендрик ван Эйленбюрх взял в руки свой берет, показывая, что разговор закончен и он готов уйти:

– Не буду больше задерживать вас, господа художники.

Он прошёл к двери, провожаемый приятелями, сам открыл двери, чтобы выйти, но перед этим обернулся:

– Мы нужны друг другу, Рембрандт ван Рейн. Дело, которое я начинаю, выгодно нам обоим. В Амстердаме гораздо больше возможностей для художника, вы это должны прекрасно знать.

И он закрыл за собой дверь. Когда они остались одни, Ян вознаградил себя за долгое молчание эмоциональной тирадой:

– Рембрандт, какое-такое «подумаю»? Над чем, скажи на милость, ты собираешься думать? Нужно было сразу и определённо соглашаться. Предложение недурное и даже интригующее, стоит попробовать. Это хороший шанс развернуться и сделать себе имя, – трещал Ян без умолку, размахивая руками, – мы столько лет мечтали перебраться в Амстердам, искали возможности и не находили. И вот он, шанс. Ты обязательно должен ехать. А заказы штатгальтера ты можешь выполнять и в Амстердаме, и в Гаагу можешь ездить оттуда.

Ян замолчал. «Кого ты убеждаешь? Рембрандта или себя?», – мысленно спросил себя Ян. Он знал что ему ответит Рембрандт. Рембрандт закрыл лицо ладонями, тяжко вздохнул:

– Я непременно поеду. Я подумал, что ван Эйленбюрх пришёл, как всегда, посмотреть работы или заказать что-нибудь. Его предложение было неожиданным, – оправдывался Рембрандт, – я должен поговорить с матерью, она опечалится. Затем, тысяча гульденов – немалые деньги даже для Амстердама, не говоря уже о Лейдене, их не достанешь сразу из кармана, чтобы выложить на стол.

– Твоя мать не станет противиться твоему явному продвижению.

– Не станет, но предстоит горький разговор.

Дома Рембрандт не решился поведать семье за ужином о визите ван Эйленбюрха, его предложении, сначала он должен поговорить с матерью. Он дождался момента, когда после ужина все ушли отдыхать, а в одной из комнат внизу остались только Нелтье и Адриан: Адриан делился с матерью планами на завтра. Рембрандт объявил, что ему необходимо сообщить им нечто важное и рассазал о долгожданном предложении переехать в Амстердам:

– Мне жаль, что приходиться уезжать в такое нелёгкое для нас время, но господин ван Эйленбюрх торопит с ответом. Такие предложения делают нечасто.