А уж ее оценка его работы не лезла ни в какие ворота. Как вообще она посмела такое написать? С учетом того, кто из них двоих умер, а кто нет?

Хотя в ее романе указывалось, что его лаборатория – фантасмагория каких-то устройств и механизмов, зловещих как по внешнему виду, так и по предназначению, в детали она старалась не вдаваться. И только первая экранизация ее фильма превратила фамилию Франкенштейн в синоним термина «безумный ученый». В фильме в его лаборатории все жужжало, гремело, сверкало и бухало, устрашая зрителей.

Что удивительно, голливудская декорация в значительной степени соответствовала реальности, если говорить не о конкретных машинах, а об атмосфере. Даже в лаборатории, расположенной за кладовой, создавалось ощущение, что оборудование поступило туда прямиком из преисподней.

Середину комнаты занимал рабочий стол, на котором стоял резервуар с антибиотическим, цвета молока раствором. В этом резервуаре находилась отрезанная человеческая голова.

Фактически голову не отрезали. Она никогда не соединялась с телом.

Виктор создал ее лишь с одной целью – как контейнер для мозга. Волос не было, формирование черт лица он не довел до конца.

Системы жизнеобеспечения подавали в голову питательные вещества, поддерживали баланс ферментов, обогащали кровь кислородом, выводили отходы через многочисленные трубки, проходившие через шею.

Дышать голове не требовалось, поэтому она напоминала мраморное изваяние. Но глаза подергивались под веками, указывая на то, что голове снится сон.

Мозг в голове обладал только зачатками личности, необходимыми для проведения эксперимента.

Подойдя к столу, Виктор обратился к резиденту открытого резервуара: «Пора работать, Карлофф»[12].

Никто не мог сказать, что у Виктора Гелиоса, или Франкенштейна, отсутствовало чувство юмора.

Глаза головы открылись. Синие, с налитыми кровью белками.

Карлофф также получил образование методом прямой информационной загрузки мозга. И говорил на английском.

– Готов, – низкий, хриплый голос.

– Где твоя кисть? – спросил Виктор.

Налитые кровью глаза сместились в сторону маленького столика, который стоял в дальнем углу лаборатории.

Там живая кисть лежала в неглубокой чаше с антибиотическим, цвета молока раствором. Как и в случае головы, это пятипалое чудо обслуживалось многочисленными трубочками и электрическим генератором низкого напряжения, насосом, который стимулировал нервы, а следовательно, и мышцы.

Системы жизнеобеспечения головы и кисти были совершенно автономными, не имели ни одного общего проводка или трубки. Посмотрев на показания приборов на пульте управления и подрегулировав некоторые параметры, Виктор приказал: «Карлофф, шевельни большим пальцем».

В чаше кисть оставалась неподвижной. Неподвижной. А потом… большой палец дернулся, согнулся, разогнулся.

Виктор давно уже искал гены, отвечающие за сверхъестественные психические способности, которые иногда проявлялись в людях, но не поддавались контролю. Недавно ему удалось добиться в этой области определенных успехов.

Карлофф, голова без тела, только что продемонстрировал психомоторный телекинез: движение пальца осуществилось исключительно за счет психоэнергии.

– Выдай мне арпеджио[13], – приказал Виктор.

В чаше кисть приподнялась, пальцы начали перебирать струны невидимой арфы.

Довольный увиденным, Виктор продолжил: «Карлофф, сожми пальцы в кулак».

Пальцы медленно сжались и продолжали сжиматься все сильнее и сильнее, костяшки заострились и побелели.

Никаких эмоций не отражалось на лице Карлоффа, но в кисти чувствовалась злость и желание убивать.