Несуразная грузная тварь на толстых кенгуриных лапах, при таком же толстом хвосте, по мере приближения к крохотной ящеричьей головенке плавно сходившая на нет, что делало ее схожей с детской пирамидкой. В ней самым невероятным образом сочетались динозавровые стати и плотная звериная шерсть… Годзилла-подросток.

И еще какие-то изувеченные до неузнаваемости, фантасмагорические чудища, бесшумными тенями скользившие на самой границе видимости, не имея отваги открыть себя и свое убожество его взгляду. Все до единого больные, жалкие, распространяющие вокруг себя удушливую ауру несчастья.

Только баскервильский пес лежал рядом, умостив жуткую морду на лапах, и от него исходил эмо-фон, полный довольства и покоя.

Бионты…

– Господи, – шептал Кратов, обхватив раскалывающуюся голову руками. – Бедные, бедные… За что вас так?!

Ушастый зверь подковылял чуть поближе и присел, медленно моргая – белесые полупрозрачные веки едва смыкались на огромных глазах. Приоткрыл безгубый жабий рот, пошевелил тонким серым языком.

– Ты высокий, – невнятно промолвил он. – Мы не знали. Мы думали – идут маленькие…

– Ты умеешь разговаривать? – без особого удивления осведомился Кратов.

– Мы разные, – сказал ушастый. – Есть глупые. Есть молодые. – Наконец у него обнаружилась передняя лапа, маленькая и пухлая, как у младенца. Он слабым движением указал ею на собаку Баскервилей. – Есть те, кто хорошо думает. Почти все. Только я умею говорить… как ты.

– Маленькие – это значит дети?

– Дети?.. – бионт выглядел растерянным. – Не знаю. Маленькие есть маленькие, – он с ощутимым усилием поискал синонимы. – Невысокие.

– Вы прячетесь здесь от маленьких?

– Да, прячемся. Здесь… Мы должны были умереть. Я слышал, маленький говорил. Май… – рот страдальчески искосился. – Майрон… Да, я помню. Он говорил: не получились. Должны умереть. Жалко. Пусть лучше уйдут. Другая программа.

– Что такое «другая программа»? – напрягая потрескивающие от жара мозги, спросил Кратов.

Ушастый осторожно, словно опасаясь, что шея не выдержит, помотал головой.

– Нет, не знаю. Майрон сказал… он знает.

– И вы ушли в лес, чтобы никто не мог вас найти?

– Да, мы спрятались. Мы не получились. Никто не должен нас видеть. Но нас нашли.

– Это я вас нашел? Ты обо мне говоришь?

– Да, о тебе. И еще…

– Ты давно здесь?

– Да, я давно. Есть еще давнее… дольше. Есть другие… другие… – бионт замолчал, мучительно подыскивая подходящее слово.

– Те, что пришли недавно?

– Да, недавно. И придут еще… прятаться от маленьких. Маленькие опасны.

– Вы прячетесь здесь, потому что боитесь детей?!

– Да, боимся. Нельзя, чтобы нас видели маленькие.

Кратов не выдержал и сполз с бревна на прохладную землю. Ему было совсем плохо. И не всему причиной был ядовитый укус.

«Удивительный разговор, – неожиданно подумал он и даже нашел силы усмехнуться. – Два собеседника, равных по коммуникационным потенциям. Загибающийся от отравы ксенолог с явным перегревом мозга. И больной говорящий зверь, которому неоткуда было черпать словарный запас…»

– Ты высокий, – сказал ушастый. – Маленькие опасны всегда. Высокие опасны или неопасны… не знаю. И тот, первый, не знает. Знает только про себя, что не опасен. Но все равно, лучше спрятаться… Теперь нас нашел ты. Ты очень высокий. Почти как Кинг-Конг. Наверное, это значит, что ты совсем не опасен. Или не так? – спросил он, смятенно трепеща ушами. – Что теперь будет? Мы умрем?

– Незачем вам умирать, – сказал Кратов. Он чувствовал перемены в своем состоянии. Жар быстро отступал и начинался озноб. В общем, ничего хорошего. – Никому не надо умирать. И мне тоже… Все должны жить. Все, кто появился на свет божий, имеют право на жизнь. Никто вам этого не говорил? Ни Майрон… ни учитель Тонг?