– Алло, – снял Иннокентий трубку после четвертого сигнала. – Я слушаю вас…

– Привет, это я, – быстро бормотнула она и замерла.

Предчувствия ее не обманули, Иннокентий хмыкнул, прокашлялся, прочищая горло, и сурово спросил:

– Что вы хотели, Иван Захарович?

– Кешенька, я в беде, – зачастила Милочка, стараясь не обращать внимания на то, как он шумно дышит в трубку. – Мне необходимо ненадолго скрыться. Может быть, я поживу пока на твоей даче?..

– Как долго продлится совещание? – не меняя интонации, протрубил Иннокентий. – Вы отдаете себе отчет, Иван Захарович, о каком одолжении просите меня?

– Я все понимаю… Я не должна была звонить тебе домой, но… – Милочка на мгновение замялась. – У меня действительно проблемы. И в конце концов, не далее как два дня назад ты желал меня! Так что же изменилось за это время?!

Она притворно всхлипнула и ненадолго замолчала. Но на этот раз слезы не возымели должного действия. Напротив, Иннокентий разразился такой грубой бранью, что Милочка на несколько минут опешила, не в силах вымолвить ни слова. Когда весь словарный запас в этом направлении у него поиссяк, он грубо рявкнул:

– Ждите меня на перекрестке Садовой и Нахимова.

В недоумении пожав плечами, Милочка повесила трубку таксофона и, сев за руль, поехала в указанном направлении.

Иннокентий прибыл туда минут через двадцать. Выйдя из троллейбуса, он огляделся по сторонам и, заметив махнувшую ему рукой Милочку, торопливо пошел ей навстречу.

– Привет, – томно выдохнула она, зная, как он любит подобную интонацию. – Стоило ли так раздражаться по поводу моего звонка? И почему ты на троллейбусе?.. С каких это пор?..

– С тех самых, как ты устроила такое, – оборвал он ее на полуслове, усаживаясь рядом.

– А что я такого сделала?! – непритворные слезы все же выступили на глазах, грозя вот-вот пролиться обильным ливнем. – Я совершенно ничего не могу понять сама! А ты кричишь на меня! А ты хотя бы знаешь, что, когда мы в прошлый раз общались с тобой по телефону, у моей двери стоял киллер и с воодушевлением жал на кнопку звонка!

– Это был какой-нибудь обколотый идиот, не иначе, – презрительно искривил губы Иннокентий, доставая апельсиновую жевательную конфету из кармана. – Хочешь конфету?

– Нет, – буркнула Милочка, съезжая на объездную дорогу, которая прямиком вела к дачному поселку. – Мне ровным счетом наплевать – был он обкумарен или нет! Мне не безразличен тот факт, что он держал в руке пистолет с глушителем и жал на кнопку звонка именно моей квартиры! А ты не хочешь понять!

– А что я должен понять? – В голосе Иннокентия появились бархатные нотки, ясно свидетельствующие о том, что он наконец сменил гнев на милость. – Что моя красавица совершенно забыла своего пусика? А пусик скучал… Скучал по моей нежной беленькой кожице, которая…

Что «которая», он уточнять не стал, а сосредоточил все свое внимание на том, что принялся шарить у Милочки под свитером.

– Кеша, – попыталась она высвободиться. – Я же за рулем, а это чревато дорожно-транспортным недоразумением…

Дорожно-транспортного происшествия удалось благополучно избежать, но в сильные душные объятия Иннокентия Милочка все же попала.

Спустя час, поправляя растрепавшиеся волосы и глядя на развалившегося на кровати самодовольного мужчину, она едва могла скрыть отвращение. Последнее время оно неизменно сопутствовало их свиданиям.

– Дорогая моя нимфа! – начал с пафосом Иннокентий, пытаясь поймать ее за коленку. – Ты была необыкновенно чувственной! Надеюсь, я не разочаровал тебя?..

– О, что ты, дорогой! – сложила Милочка губы в подобии улыбки. – Все было, как всегда, великолепно!