Вместо трех дней барыня провела в Фатеже больше недели. И, вернувшись, первым делом приказала:

– Матвея – в кучера, Леонтия… пусть коновалом действует.

Приказчик, мявший в руках клеенчатый картуз, с досадой сказал:

– Эх, барыня, из Леонтия такой же коновал, как из моего бурака безмен! Лошадей только перепортит.

– Я сказала!

Через полчаса перед барыней появился мелкорослый кривоватый человечек с большой и несимметрично развитой головой. Это был Леонтий. Он прогундосил:

– Почто, васество, мене из кучеров выгнали? Уж я служил-служил…

Наталье Дмитриевне неприятно было обижать Леонтия. Поэтому она произнесла как можно мягче:

– Ты, Леонтий, был неисправным кучером. То новую упряжь пропил, то карету прошлой зимой перевернул…

– Напраслина, васество! Я виновный, что на дороге – колдобина? Да я…

– Дело решено, и об этом говорить не будем. Я тебя поставила на хорошее место, вот и старайся.

Леонтию было весьма досадно терять почетную и прибыльную должность. Вся деревня знала, что Леонтий тащит из барской конюшни сено и овес, подторговывает ими и на эти деньги пьянствует. Бывший кучер еще раз поклонился госпоже и, пятясь, вышел за дверь.

Прошло три года. Наталья Дмитриевна души не чаяла в красавце кучере. Да и то сказать: лошади у Матвея всегда были здоровы, сыты, отлично подкованы, экипажи содержались в совершенном порядке.

Стала барыня и о его будущем задумываться. Раз в году к ней приезжала погостить племянница Серафима Лавровна Лигина, проживавшая обычно в Курске. Ее сопровождала совсем юная девица-сирота, пятнадцатилетняя Параша. Между нею и Матвеем вспыхнула горячая симпатия.

Наталья Дмитриевна и Лигина решили:

– Пусть Параша войдет в невестин возраст, и тогда сыграем свадьбу!

Вся деревня завистливо ахнула, когда барыня сделала царский жест – подарила Матвею тройку отличных лошадей и позволила взять в Фатеже подряды.

Фекла, мать Матвея, раззвонила по всей округе, каждому встречному-поперечному говорила:

– Барыня мне секретно сказала: мол, не печалься за сыночка. Дам ему и вашей семье вольную! Дескать, облагодетельствую к Рождеству. И невесту, сказывала, уже подобрала – заглядишься! С приданым хорошим. А красавица – хоть воду с лица пей! Да и мой Матвей – не пальцем деланный. И мошну, барыня говорит, с золотом к свадьбе пожертвую! Вот истинный крест, чтоб с этого места не сойти.

…Тем временем Наталья Дмитриевна решила расстаться с деревней Викторовкой, доставшейся ей после смерти мужа. Мартовским утром 1858 года, помолившись на дорогу, она отправилась вместе с Матвеем в путь – для совершения купчей и получения денег. Провожавший их Генерал в какой раз повторил:

– Барыня, ведь цельный капитал повезете! Взяли бы кого для обороны. Дорога лесная, не ровен час – лиходеи какие найдутся. Народ нынче распоясался…

– У нас вот что есть для обороны… – И, наклонившись, Матвей достал из-под сиденья старинный дуэльный пистолет времен Александра Благословенного. – Нам разбойнички заместо развлечения пригодятся.

Болтавшийся рядом Леонтий презрительно фыркнул:

– Налетят в темноте с кистенями да ножичками, так твоя орудия и не к делу окажется.

– Ну хватит болтать! – оборвала барыня неуместный разговор. – Трогай, Матвей.

Путь лежал в уездный город Фатеж.

Наталья зябко закуталась в меховую ротонду – подарок Лигиной.

Над миром царила тихая весенняя ночь. Сквозь разошедшиеся облака ярко светила луна. Природа источала тот аромат, который бывает только в это время года, – влажноватый, пропитанный запахом земли и деревьев, зовущий к любви и грезам.

Сторож волостного правления вкушал крепкий сон, примостившись на кожаном диване и накрывшись овчинным полушубком. Вдруг кто-то тревожно застучал в окно. Сторож заспешил в прихожую, отодвинул тяжелый засов. На пороге, косо освещенном лунным светом, стоял высокий парень в ямщицкой шубе. Он нервно выдохнул: