Вскоре я начал впадать в то полутрансовое состояние, которое возникает у меня при молчаливом путешествии пешком. Уже не было гор грязной посуды, английской речи, сумасшедших людей и лицемерия. Это был сон, а на самом деле я всегда шёл по этой дороге с другом, и тёплое солнце согревало нас своими лучами. Через три часа мы вышли на высокий обрыв и, взглянув вниз, я увидел морского котика, неспешно плывущего вдоль берега.

Я всегда немного завидовал животным. Беззаботные создания, которых питает Господь. Мы потеряли эту беззаботность, нам вечно что-то надо. Мы променяли Рай на повседневные волнения и стяжание земных благ, забывая о том, что проведя жизнь в бесконечной суете, ничего не сможем забрать из этого мира с собой на тот свет. Зачем всё это? Не проще ли отправиться в путешествие длинною в жизнь, как этот морской котик, греясь под лучами солнца и полагаясь на Бога?

Немного посидев на обрыве, мы отправились назад, едва успев вовремя заступить на вахту. В тот раз дежурство наше было особенным: нам предстояло в ночную смену отдраить самую большую кухню гостиницы. Работали трое: Иван, Карась и я. Привести её в порядок было не сложно: благодаря хорошим вытяжкам, слой масла, покрывавший поверхности, был не слишком большим, все шкафы и полки содержались в порядке, так что вся уборка заняла около восьми часов и уже в четыре часа утра мы отправились спать. Мэрион была так нами довольна, что уже на следующую ночь мы с Иваном драили кухню, располагавшуюся в консерватории. И это был кошмар, который я буду помнить всю жизнь. Помещение было настолько маленьким, что мы вдвоём едва там помещались. Из-за слабой вытяжки масло, испарявшееся годами из фритюрницы, покрыло потолок, стены и все шкафы толстым слоем. Сама фритюрница, наверно, никогда полностью не мылась. Мы соскоблили с поверхностей около трёх килограмм масла, более похожего на прозрачную желеобразную краску. Мы скребли, драили, разбирали, отмывали, собирали эту проклятую кухню без остановки одиннадцать часов. Под конец, мы уже еле стояли на ногах, и я удивляюсь, как вообще смогли доползти до своих кроватей, а не рухнуть прямо там на пол.

Меня радовало одно: это была моя последняя смена в качестве посудомойщика, и я достойно её завершил.

На следующий день мне дали выходной, и я съездил в город, чтобы купить несколько белых рубашек, брюки и ботинки.

Моя первая смена была во время завтрака в ресторане гостиницы – нужно было принести чистую посуду на столы, а потом стоять у стойки и улыбаться гостям. Но Вильям, с которым мне выпало несчастье работать в тот день, так сумел допечь меня своими придирками, что я едва не дал ему по роже. После смены я пошёл к Луизе и сказал, что при всём моём уважении к ней, я пойду обратно на кухню, если она ещё хоть раз поставит меня работать вместе с этим несносным типом. К тому времени Луиз воспринимала меня серьёзно, поэтому, успокоив, предложила за чашечкой чая решить вопрос.

– Как бы ты хотел работать, Антон? – спросила она.

– Я бы хотел работать шесть дней в неделю по десять часов и иметь один статичный выходной, – сказал я, отпивая чай и закидывая ногу на ногу. Я хотел работать подальше от Вильяма и истеричной Ноэлии, поэтому давно узнал время работы маленького кафе, располагавшегося в консерватории.

– В какой день недели ты бы хотел брать выходной?

– В четверг.

– Хорошо, тогда я перемещу тебя на работу в консерваторию, – к моему огромному удовольствию сказала Луиза.

Всё сработало! С этого дня у меня был нормированный рабочий день и статичный, никуда не передвигающийся выходной. Такого не было ни у кого из официантов и менеджеров гостиницы!