Из бизнес-района Ернакулам в форт Кочин ходит паром. На дебаркадере две кассы, мужская и женская. Это для того, чтобы женщины не стояли в одной очереди с мужчинами. Глядя на контингент мужской очереди, понимаю, что это хорошая идея. Плюс в женской очереди намного меньше народу.

Форт Кочин богат историей. В старину сюда переселились китайцы. От них остались китайские сети, похожие на верфи. Ими здесь до сих пор ловят рыбу. Сети великолепно смотрятся на закате! Туристы обожают их фотографировать.

Несколько позже прибыли евреи, оставив древнюю синагогу с очень хорошо сохранившимися оригинальными напольными изразцами.

Потом приехали голландцы. От голландцев остались форт и старое кладбище. В трещину одной из могильных плит голландского кладбища кто-то положил куриную лапку. Это уже похоже на Вуду.

Почти сразу у меня появляются новые друзья из самых разных стран Европейского союза. Их объединяет то, что они все – завсегдатаи ресторана, в котором я пою, и управляющие на местном заводе пластмассовых тазов и розеток.

Во время моего первого контракта в Бомбее я была избалована немецким менеджментом нашего отеля. Здесь, в Керале, в отеле с индийским руководством, царит атмосфера патриархата и меня пытаются строго контролировать. Это не по мне, поскольку я отношу себя к тому типу людей, которым для порядка и организации не нужны менеджеры.

Например, я говорю себе: «Надо выучить такой-то язык». Точка. Я беру самоучитель и выпускаю его из рук, скажем, через год, когда язык выучен до первоначально установленного, мною же, уровня. И мне для этого не требуются ректоры и наставники. Я сама стою у себя над душой лучше любого ректора.

То же самое касается моего поведения и морального облика. Считаю нужным – делаю, не считаю – не заставите. Да, это довольно анархические взгляды. Но я и не говорю, что они подходят всем.

Так или иначе, приходится провести ген-беседу с генменеджером:

– Сэр. Мне столько-то лет. Я приехала из почти что европейской страны, благословенной Раши. Где всем абсолютно наплевать на моё поведение. И я намереваюсь покидать отель и квасить, где хочу и когда хочу. Вы не сможете меня контролировать, как контролировали предыдущих филиппинских певиц. У меня университетское образование, – вворачиваю я. – Ноуван кен стоп ми, сэр.

И чтобы совсем застращать начальника, добавляю последний, совершенно убийственный аргумент:

– Плииииис… – голос звучит жалобно, брови собраны домиком. Должно сработать.

К счастью, сэр оказывается человеком умным. Он сразу понимает, о чём я говорю. Соглашается дать мне вольную и в последствии не жалеет об этом. Теперь я могу принять приглашение управляющих местного завода тазов и розеток съездить в Алапи.

Алапи – это деревня на берегу затона, в паре часов пути от Кочина. Там будут проходить ежегодные гонки снейк-ботов, или змеиных лодок.

Сезон дождей, очень влажно и жарко. Зелень такая молодая, что имеет салатовый цвет. Чёрная, смердящая вода затона кажется густой, как кисель. Так выглядят многие индийские водоёмы.

Собираются толпы народа. На пальмах развешаны красные флаги, плакаты и фотографии Ленина и Маркса. Вот так могла бы выглядеть Россия после изменения наклона земной оси. Алапи – место, где победили коммунисты. В «азиях» и «латинамериках» много таких мест. Пролетарии всех стран до сих пор видят спасение от контрастов только под сенью красного флага с серпом и молотом.

В Керале есть и православные церкви. Православие пришло сюда из Сирии. Здания церквей не по-индийски неброские и без излишеств. Просто корпуса из белёного бетона, с башенкой и крестом. Священники во время служб тоже одеты скромно.